С самого начала возникновения коммунистического движения
Маркс и Энгельс вели борьбу против непролетарских, ненаучных учений, которые
распространялись в рабочем классе. От капитализма страдал не только
пролетариат. Развитие капитализма означало переход средств производства в руки
всё меньшего количества владельцев, означало разорение не только крестьянства и
огромной массы ремесленников, т. е. мелких собственников, но вело также в
период кризисов к разорению менее приспособленных мелких
капиталистов-предпринимателей. Таких «взбесившихся от ужасов капитализма»
буржуа было не мало среди сторонников анархического движения, против которых
вели борьбу Маркс и Энгельс, Ленин и Сталин.
Ленин в 1901 г. написал тезисы «Анархизм и социализм»,
предназначенные для реферата на эту тему. В этих тезисах Ленин писал:
«Анархизм — вывороченный на изнанку буржуазный индивидуализм. Индивидуализм, как основа
всего мировоззрения анархизма... защита мелкой собственности и мелкого хозяйства на земле... отрицание
объединяющей и организующей силы власти... Непонимание развития общества — роль
крупного производства — развития капитализма в социализм.
(Анархизм — порождение отчаяния.
Психология выбитого из колеи интеллигента или босяка, а не пролетария). ...Непонимание
классовой борьбы пролетариата...
подчинение рабочего класса буржуазной
политике под видом отрицания политики». Основным вопросом, по которому они вели
борьбу против анархистов, был вопрос об отношении к власти.
Ленин следующим образом определил основное расхождение
марксистов с анархистами:
«Анархистами называются те, которые отрицают необходимость
государственной власти, а мы говорим, что она безусловно необходима и не только
для России сейчас, но и для всякого государства, которое даже прямо бы
переходило к социализму. Безусловно необходима самая твёрдая власть! Мы только
хотим, чтобы эта власть была всецело и исключительно в руках большинства
рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»[1].
Так говорил Ленин на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов летом
1917 г., незадолго до социалистической Октябрьской революции. Этими
словами Ленин провёл резкую черту между, анархистами и коммунистами. И
действительно основной вопрос, который
разделяет анархистов и коммунистов, — это вопрос об отношении к государству, к
власти, к необходимости революционной власти для пролетариата, диктатуры
пролетариата в период перехода от капитализма к коммунизму.
Известно, что Маркс дал резкую критику произведениям отца
анархизма Прудона. Ещё в самом начале
своей политической деятельности Маркс увидел в произведениях этого
мелкобуржуазного утописта вредное пролетариату учение. В книге «Нищета
философии» Маркс даёт резкую критику мелкобуржуазных взглядов Прудона.
Прудон в 1847 г. опубликовал свою работу «Система
экономических противоречий», в которой выразил свои мечты о том, что будущее
общество будет построено на началах мютюэлизма, т. е. взаимного
товарообмена между отдельными самостоятельными (автономными) группами
производителей. Прудон был противником организованной экономической борьбы
рабочего класса, высказывался против союзов и стачек. Он писал, что «закон,
разрешающий союзы, есть закон в высшей степени антиюридический и
антиэкономический, противоречащий всякому обществу и порядку». Он был
противником классовой борьбы и мечтал о сотрудничестве классов. Он был
противником всякого вмешательства той или иной политической партии в борьбу
между трудом и капиталом, считая, что надо предоставить всё свободе и
конкуренции.
Конечно, Маркс должен был обрушиться против такого рода
теории, которая была очень выгодна капиталистам, которая целиком была в
интересах эксплуататоров. Маркс дал поэтому исчерпывающий и резкий, вполне
заслуженный ответ на эти мелкобуржуазные планы в своей книге «Нищета
философии».
Вместе с тем Прудон
был отцом анархистских взглядов на государство. Он проповедовал
необходимость разрушения всякого государства. Анархист Бакунин заимствовал свои
идеи у Прудона.
Энгельс в письме к Т. Куно 24 января 1872 г.
писал: «У Бакунина своеобразная теория, смесь из прудонизма и коммунизма, причём
для первого характерно, что он считает главным злом, подлежащим устранению, не
капитал, не классовое противоречие между капиталистами и рабочими, возникшее благодаря
общественному развитию, а государство[2].
В чём же состоит основное отличие между анархистами и
коммунистами в вопросе об отношении к государству? Это различие в основном
Ленин сводит к трём важнейшим пунктам:
«Различие между марксистами и анархистами состоит в том, что
1) первые, ставя своей целью полное уничтожение государства, признают эту
цель осуществимой лишь после уничтожения классов социалистической революцией,
как результат установления социализма, ведущего к отмиранию государства; вторые
хотят полного уничтожения государства с сегодня на завтра, не понимая условий
осуществимости такого уничтожения. 2) Первые признают необходимым, чтобы
пролетариат, завоевав политическую власть, разрушил полностью старую
государственную машину, заменив её новой, состоящей из организации вооружённых
рабочих, по типу Коммуны; вторые, отстаивая разрушение государственной машины,
представляют себе совершенно неясно, чем её пролетариат заменит и как он будет пользоваться революционной
властью; анархисты даже отрицают использование государственной власти
революционным пролетариатом, его революционную диктатуру. 3) Первые
требуют подготовки пролетариата к революции путём использования современного
государства; анархисты это отрицают»[3].
Некоторые анархисты видят разницу взглядов анархистов и
коммунистов в том, что анархисты будто бы стоят за полное уничтожение
государства, а коммунисты-де считают необходимым сохранение государства
навсегда. Это неправильно. И Маркс, и Энгельс, и Ленин, и Сталин неоднократно
писали о том, что они борются за коммунизм, за такое общественное устройство,
при котором не будет необходимости ни в
какой государственной власти. Но когда это возможно? Только тогда, когда
победит социализм не только в одной, а, по крайней мере, в целом ряде решающих
стран, когда исчезнет капиталистическое окружение, исчезнет опасность
восстановления капитализма. Когда социалистическое общество поднимется на такую
ступень, при которой возможно будет осуществление принципа «от каждого по его
способностям, каждому по его потребностям». Тогда, следовательно, выработаются
и новая дисциплина труда и новые взаимоотношения между людьми, будут полностью
выкорчеваны остатки капитализма в экономике и в сознании людей. Только тогда и
не нужна будет государственная власть.
Тогда исчезнет необходимость в пролетарском
государстве, и государство это начнёт отмирать.
Правда, Маркс и Энгельс, исходя из того, что революция
социалистическая произойдёт одновременно
во всех или в главнейших капиталистических странах, думали и писали, что государство
начнёт отмирать с того момента, когда средства производства перейдут в руки
пролетариата и некого будет подавлять.
На деле же история развития империализма и история пролетарской революции
показали, что победа социализма одновременно во всех странах невозможна. Революция пролетариата
победила в одной стране — в России. На 5/6 земного шара
осталось господство капитализма, осталось капиталистическое окружение,
враждебное социализму. Стало быть, не может быть и речи об отмирании
государства в таких условиях.
«Только в коммунистическом обществе, — писал Ленин, — когда
сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты
исчезли, когда нет классов (т. е. нет различия между членами общества по
их отношению к общественным средствам производства), только тогда «исчезает государство и можно говорить о свободе». Только тогда возможна и будет
осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких изъятий.
И только тогда демократия начнёт отмирать
в силу того простого обстоятельства, что, избавленные от капиталистического
рабства, от бесчисленных ужасов, дикостей, нелепостей, гнусностей
капиталистической эксплуатации, люди постепенно привыкнут к соблюдению
элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех прописях
правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без подчинения,
без
особого аппарата для принуждения, который называется государством»[4].
Анархисты же считали и считают, что государство должно
отмереть и отмирает на другой день после социалистической
революции или, как они говорят, на другой день после социальной революции. Коммунисты считают — и это доказал опыт
пролетарской социалистической революции в СССР, — что после социалистической революции пролетариат ломает аппарат буржуазного
государства, и на месте разрушаемой машины буржуазного государства создаётся
новое государство — социалистическое, пролетарское.
У пролетарского государства есть такие функции, которые
сразу не могут отмереть, такие задачи, которые сразу не могут быть выполнены.
Ему надо подавить сопротивление эксплуататоров, раздавить контрреволюцию. Опыт
показал, что для этого необходим централизованный аппарат государства, нужна
мощная технически оснащённая Красная Армия, нужны органы «плебейской», быстрой,
решительной и беспощадной расправы с врагами народа. Пролетарскому государству
надо оборонять революцию от капиталистического окружения, помогающего
контрреволюционерам бороться за восстановление капиталистического строя.
Социалистическому государству нужна армия, нужна опытная разведка, умеющая
пресекать козни врагов. Пролетарскому государству необходимо ликвидировать
классы, уничтожить паразитические классы и оказать помощь мелким
товаропроизводителям в переходе на путь коллективного, социалистического
хозяйства. Социалистическому государству надо создать свою совершенную технику,
вести огромную хозяйственную, строительную работу, надо создать хозяйственную
систему, более совершенную и производительную, чем капиталистическая. Все эти
функции не могут отмереть сразу, а некоторые из них требуют сохранения до тех
пор, пока существует капиталистическое окружение.
Маркс и Энгельс высмеивали в своё время мелкобуржуазного
философа Евгения Дюринга, который защищал анархистскую идею о том, что
государство может быть «отменено». Не об отмене государства писали Маркс и
Энгельс, а именно об отмирании его.
Но надо помнить, что если победивший в социалистической революции пролетариат
разбивает машину буржуазного
государства, то пролетарское социалистическое государство отомрёт только тогда,
когда будет построено коммунистическое общество. Товарищ Сталин, развивая
учение Маркса в новых условиях классовой борьбы, исходя из опыта строительства
социалистического общества в обстановке капиталистического окружения, учит, что
социалистическое государство рабочих и крестьян должно быть укреплено, чтобы
быть способным развеять в прах всех врагов и обеспечить победу коммунизма. На
путях к коммунистическому обществу надо не ослаблять, а укреплять диктатуру
рабочего класса, социалистическое государство рабочих и крестьян.
Так обстоит дело с отмиранием государства.
В критике Готской программы германских социал-демократов,
разоблачая пошлые буржуазные словечки Лассаля о «народном государстве», Маркс
писал:
«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит
период революционного превращения первого во второе. Этому периоду
соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не
может быть ни чем иным, кроме как революционной
диктатурой пролетариата»[5].
Повторяем, это пролетарское государство необходимо именно
для того, чтобы создать новое, социалистическое хозяйство, построить фундамент
социалистической экономики, подавить, уничтожить сопротивление эксплуататорских
классов, помочь крестьянству стать на путь социализма, ликвидировать
паразитические классы и тем самым подготовить переход к коммунистическому
обществу. Именно эту задачу и выполнила советская власть, пролетарская
диктатура в СССР после Октябрьской революции 1917 г., но этого ещё
недостаточно. Социалистическое государство необходимо для построения
коммунистического общества, первая фаза которого в основном уже построена в
СССР. Этого не понимают те анархисты, которые затвердили
бакунинско-прудоновскую мысль, что надо разрушить всякое государство, и поэтому
они мало задумываются над тем, существуют ли в каждый данный момент в том или
ином государстве конкретные условия для того, чтобы перейти к социализму.
Поэтому они воображают, будто социалистическая («социальная») революция может
произойти в любой стране при любых условиях.
Ещё хуже, если руководители и участники движения не умеют
разобраться вовремя в том, какая революция происходит в той или иной стране,
если они смешивают революцию социалистическую с революцией
буржуазно-демократической. Это очень опасно, когда буржуазно-демократическую
революцию принимают за социалистическую и начинают проводить такие мероприятия,
которые неосуществимы при буржуазно-демократической революции. В этом случае
анархистские вожаки движения нередко приходят, как это имело место не раз, в
противоречие со всем ходом развития революционного движения. Вот почему Маркс,
Энгельс, Ленин и Сталин так резко критикуют отношение анархистов к государству,
к государственной власти и к участию пролетариата в органах власти, создаваемых
революцией.
«Надо, — писал Ленин, излагая взгляды анархистов, — думать только о разрушении старой
государственной машины, нечего вникать в конкретные
уроки прежних пролетарских революций и анализировать, чем и как заменять
разрушаемое», — рассуждает анархист (лучший из анархистов, конечно, а не такой,
который, вслед за гг. Кропоткиными и Ко, плетётся за
буржуазией); и у анархиста выходит поэтому тактика отчаяния, а не беспощадно-смелой и в то же время считающейся с
практическими условиями движения масс революционной работы над конкретными
задачами»[6].
Таким образом, и коммунисты и анархисты сходятся на том, что необходимо осуществить такой строй, при
котором исчезла бы всякая необходимость в государственной власти; но в то время
как коммунисты считают необходимым государство пролетарской диктатуры для того,
чтобы построить коммунистическое общество, анархисты воображают, будто можно прямо перескочить от любого строя —
капиталистического, помещичьего, полуфеодального — к коммунизму, к
безгосударственному строю.
Когда Бухарин, впоследствии расстрелянный советским судом
как фашистский бандит, в годы империалистической войны пытался протащить в
партию анархистские взгляды о «взрыве» государства после социалистической
революции, Ленин и Сталин разоблачили эти по существу контрреволюционные
взгляды. Ленин и Сталин доказали, что нельзя смешивать анархистскую теорию
«взрыва» государства с марксистской теорией «слома» буржуазно-государственной
машины. Рабочему классу нужно мощное социалистическое государство, способное
ликвидировать классы, построить социалистическое общество, обеспечить
окончательную победу социализма.
В то время как коммунисты
считают необходимым создание определённого централизованного управления,
анархисты являются сторонниками федерализма — строя, основанного на
договоре отдельных самостоятельных, автономных общин («коммун»), причём этот
федерализм анархисты, как они уверяют, устанавливается снизу. Правда, мы видели
на примере деятельности Махно и анархистов-махновцев, что никакого федерализма
снизу они не провели, а провели диктатуру анархистов, назначая сверху
диктаторов-комендантов и т. п. Начав с анархистских заявлений о вреде
всякого государства, всякой власти и всякой диктатуры, анархисты-махновцы
создали в районе своей деятельности полицейско-махновское государство с неограниченной властью
кулацко-бандитских элементов, с тайной полицией — разведкой со своими
безапелляционными судами, со своей армией и т. п. Европейским анархистам
кажется, что на другой день после революции каждая коммуна, каждый синдикат, каждая
сельская организация, каждый кооператив свободно и самостоятельно объединятся
на договорных началах, как хотят и с кем хотят, и что такую организацию можно
создать в каких угодно масштабах. Опыт революции в СССР и опыт революционного
движения в других странах — в том числе и события в Испании — показывают, что
это мнение анархистов неправильно. Поэтому с такими взглядами коммунисты не
могут согласиться. Именно поэтому и у Ленина в его замечательной работе
«Государство и революция» мы находим такое указание:
«Маркс сходится с Прудоном в том, что они оба стоят за
«разбитие» современной государственной машины...
Маркс расходится и с Прудоном и с Бакуниным как раз по
вопросу о федерализме (не говоря уже о диктатуре пролетариата). Из
мелкобуржуазных воззрений анархизма федерализм вытекает принципиально. Маркс
централист. И в приведённых его рассуждениях нет никакого отступления от
централизма. Только люди, полные мещанской «суеверной веры» в государство,
могут принимать уничтожение буржуазной машины за уничтожение централизма!
Ну, а если пролетариат и беднейшее крестьянство возьмут в
руки государственную власть, организуются вполне свободно по коммунам и объединят действие всех коммун в ударах
капиталу, в разрушении сопротивления капиталистов, в передаче частной
собственности на железные дороги, фабрики, землю и прочее всей нации, всему обществу, разве это не будет централизм? разве
это не будет самый последовательный демократический централизм? и притом
пролетарский централизм?»[7]
Таким образом, самым главным и основным в различии между
анархистами и коммунистами надо считать вопрос о том, нужно ли рабочему классу
организовать власть, когда он побеждает, нужно ли ему иметь своё
социалистическое государство? Вопрос этот встаёт перед пролетариатом не только
в период социалистической революции. И в 1905 г., когда в России
происходила буржуазно-демократическая революция, Ленин и большевики отстаивали
необходимость организации временного революционного правительства из
представителей рабочих и крестьян. Ленин, Сталин и вся партия большевиков
настаивали на том, что такое правительство должно быть революционной диктатурой
рабочих и крестьян. Эта диктатура нужна для того, чтобы подавить сопротивление
помещиков и капиталистов, конфисковать помещичьи земли, отстоять завоевания
революции. Тем более государственная власть необходима пролетариату, когда он
свергает капиталистов, устанавливает диктатуру, пролетариата и строит
коммунистическое общество.
В самом начале 1917 г., когда царизм был свергнут и
встал вопрос о том, что же делать дальше, Ленин в «Письмах из далека»
высказывался совершенно определённо, что нам, коммунистам, необходимо
организовать революционную власть.
«Нам нужна, — писал Ленин, — революционная власть, нам нужно (на известный
переходный период) государство. Этим
мы отличаемся от анархистов. Разница между революционными марксистами и
анархистами состоит не только в том, что первые стоят за централизованное,
крупное, коммунистическое производство, а вторые за раздробленное, мелкое. Нет,
разница именно по вопросу о власти, о государстве состоит в том, что мы за
революционное использование революционных форм государства для борьбы за
социализм, а анархисты против»[8].
Что же касается буржуазно-демократической революции, какими
были революция 1905 г. и февральская революция 1917 г., то в том и в
другом случае дело шло о создании такой власти рабочих и крестьян, которая
позволила бы им справиться со всеми врагами революции и облегчить переход к
следующему её этапу — к социалистической революции.
До Октябрьской социалистической революции 1917 г.
анархисты всех стран, не имея перед собой ни одного примера победившей
пролетарской диктатуры, могли ещё теоретически
спорить о том, нужна ли пролетариату государственная власть, нужна ли
пролетарская диктатура. Но вряд ли найдётся хотя бы один серьёзный общественный
деятель, хотя бы один вполне сознательный рабочий, который сказал бы, что,
сбросив власть капиталистов и помещиков в октябре 1917 г., рабочие и
крестьяне-бедняки бывшей России могли бы обойтись без государственной власти,
без диктатуры пролетариата. Нет никакого сомнения в том, что тогда,
объединившись между собой, интервенты вместе с только что сброшенными
капиталистами, помещиками, генералами, купцами, попами, чиновниками и кулаками
восстановили бы власть капитализма, власть помещиков в гораздо более жестоких
формах, что они залили бы кровью всю страну, чтобы установить в ней старые
порядки.
Без сильной централизованной власти народы Советской России
не могли бы защищаться против интервенции 14 капиталистических государств.
Пролетарская социалистическая революция именно потому и победила в России,
трудящиеся СССР потому и сумели в основном построить социализм, что с самого
начала была организована советская власть, эта новая форма пролетарского
государства, созданная пролетариатом. Эта пролетарская власть — диктатура
пролетариата — сконцентрировала в своих руках; все средства, все силы,
объединила всю страну, всю мощь трудящихся масс многонациональной страны. В
обстановке невероятной нищеты, страшных разрушений, вызванных
империалистической и гражданской войнами, в обстановке саботажа со стороны
старых чиновников, старых специалистов, — эта пролетарская диктатура, железной
рукой расправляясь с врагами, руководя трудящимися массами, сумела вывести
страну из состояния разрухи. Из нищей, разорённой страны пролетарская диктатура
превратила СССР в богатое государство, из технически отсталого — в передовое,
социалистическое; из страны с мелким раздробленным единоличным крестьянским
хозяйством в страну с мощным, передовым коллективным сельским хозяйством, вооружённым
передовой техникой; из страны, в которой массы народа были неграмотны, в
культурную, грамотную страну.
Вот, например, что представляет собой сельское хозяйство
СССР: колхозы в конце 1936 г. имели в своём распоряжении 316 тыс.
тракторов мощностью в 5 700 тыс. лош. сил, а вместе с совхозами они имели
свыше 400 тыс. тракторов мощностью в 7 580 тыс. лош. сил. Эти цифры привёл
товарищ Сталин в своём докладе о проекте Конституции СССР. К 1 августа
1937 г. на социалистических полях работало 450 тыс. тракторов мощностью в
8 300 тыс. лош. сил. А все знают, что до Октябрьской социалистической
революции сельское хозяйство не имело тракторов, что ни один завод в России не
производил тракторов. Вот эту огромную армию железных коней создало Советское
государство.
Сельское хозяйство СССР получило от пролетарского
государства не одни только тракторы, а и автомобили, электромоторы, локомобили,
нефтяные двигатели, комбайны и т. п. Сумма механической энергии, которая
обслуживает социалистическое земледелие, уже в конце 1936 г. в СССР
равнялась 19 млн. лош. сил. Мы о таких цифрах два-три десятка лет тому назад,
когда работали в подпольных организациях, борясь против царизма, против
капиталистов и помещиков, не могли и мечтать.
Ещё в 1928 г. эта механическая энергия составляла всего
4% общей суммы энергии, затрачиваемой сельским хозяйством СССР, а в 1936 г.
она составляла уже 60%, почти в 15 раз больше. Сотни тысяч комбайнов и огромный
парк других сельскохозяйственных орудий и машин работают на социалистических
полях СССР. Старые крестьянские хозяйства в своём большинстве вооружены были
деревянной сохой. До революции было 8 млн. сох. Соха теперь исчезла, её
заменили прекрасные стальные плуги и тракторы. В социалистическом сельском
хозяйстве работают комбайны, сноповязалки, виндроуэры, свеклоподъёмники,
всевозможные механические сеялки, культиваторы, мощные молотилки на
механическом приводе и т. п. Всюду организованы государством
машинно-тракторные станции, которые обслуживают крестьянские коллективные
хозяйства. Тракторов в 1937 г. в Советском Союзе в 30 раз больше, чем в
Германии, в 40 раз больше, чем в Италии. Достаточно привести только эти цифры,
чтобы понять, что пролетарское государство со всей его мощью, со всей его
организованностью, направленными к одной цели — к организации социалистического
хозяйства, к победе социализма, могло добиться таких результатов.
Советский Союз стал мощной индустриальной державой. Нет
такой машины, такого станка, которых нельзя было бы изготовить в СССР. Промышленность
СССР по сравнению с довоенным уровнем выросла более чем в 7 раз. Выросли и
растут новые люди, новые кадры, овладевшие техникой, обеспечивающие такой
мощный производственный подъём, о котором и мечтать не могут капиталистические
страны. И всё это обеспечило народам Советского Союза социалистическое
государство рабочих и крестьян, руководимое большевистской партией, партией
Ленина — Сталина.
Поэтому в высшей степени жалкими, совершенно необоснованными
именно в свете пролетарской революции являются рассуждения анархистов о вреде
всякого государства, о вреде всякой власти.
Нет, не всякое государство должен разрушать пролетариат, и
не против всякой власти он должен выступать: он должен выступить против
буржуазного государства, разрушить его и построить пролетарское государство. Он
сам должен стремиться создать такую власть, которая действует в интересах
революции, в интересах пролетариата. Пролетариат не может поэтому
воздерживаться от участия в такой, например, власти, как власть народного
антифашистского фронта, защищающая революцию против фашистов, против
империалистов; при определённых условиях он должен принять активнейшее участие в такой власти, для того чтобы помочь разрешить
сложнейшие задачи, которые встают в такой момент перед трудящимися массами. В
1905 г. большевики спорили с оппортунистами-меньшевиками по вопросу о том,
может ли пролетариат участвовать в революционном правительстве рабочих и
крестьян. Анархисты знают, кто такие меньшевики, и никто из них не скажет, что
мелкобуржуазная партия русских меньшевиков была в 1905 г. по-настоящему
революционной партией. Нет, и тогда меньшевики тормозили революцию; в
буржуазно-демократической революции они выступили на деле как агентура
буржуазии в рабочем движении, хотя и находились формально в течение ряда лет в Российской социал-демократической
рабочей партии вместе с большевиками. То, что они лишь прикрывали марксистскими
фразами свою антипролетарскую природу, обнаружилось полностью уже в период
реакции, между двумя революциями, и особенно в период революции 1917 г.,
когда меньшевики выступили как враги пролетарской революции, когда они
очутились по другую сторону баррикад вместе с эсерами, кадетами и другими
буржуазными партиями против пролетариата, против крестьянства. Они объединились
с белогвардейцами против пролетарской диктатуры, против пролетарской революции.
Вот эти-то оппортунисты-меньшевики упрекали нас, коммунистов-большевиков, в
том, что мы стояли за участие пролетариата во временном революционном
правительстве. История посмеялась над меньшевиками. В 1905 г. они
выступили против участия в революционном
правительстве, а в 1917 г. они вступили в контрреволюционное правительство Керенского и боролись против
пролетарской революции.
Анархисты в течение ряда лет учили, что они не должны
участвовать ни в какой власти, они проповедовали воздержание от политической
борьбы. Но уже революция в России показала, что на деле анархисты поступают
иначе. Мы видели, что анархисты-махновцы создали власть, но власть, враждебную
рабочему классу, причём власть эта была диктаторской, не ограниченной никакими
законами. Следовательно, анархисты в России сами показали несостоятельность
своего учения об отношении к власти. Это не мешало им продолжать, как не мешает
это продолжать анархистам других стран, твердить в своей печати, в своих
выступлениях перед трудящимися массами, что анархисты против всякой власти и
против участия в ней пролетариата. Анархизм приносит огромный вред
пролетариату. Поэтому мы, коммунисты, и боремся против анархизма.
***
Должны ли рабочие участвовать в выборах в парламенты?
Анархисты на это отвечали до сих пор так: рабочие не должны участвовать в
парламентах. Ну, а как же быть тем рабочим, которые входят в синдикаты, в
профсоюзы, когда эти рабочие спрашивают анархистов, кому они должны отдать голоса?
Во время парламентских выборов анархисты обыкновенно отвечают рабочим, что они
не советуют участвовать в выборах, а если рабочие хотят участвовать в выборах,
то это их дело, анархисты не интересуются, за кого рабочие подадут голос. Хуже
этого совета нельзя ничего себе и представить. К чему приводит такой совет? Он
приводит к тому, что совершенно сбивает с толку рабочего, отдаёт его под
влияние различного рода буржуазных политиков и ослабляет единую волю
пролетариата. Нередко анархистски настроенные рабочие отдают голоса буржуазным
партиям и тем самым усиливают буржуазию.
Пролетариат не может воздерживаться от участия в
политической борьбе, а парламентская борьба есть один из видов политической
борьбы. За эту проповедь воздержания от политической борьбы Маркс и Энгельс
критиковали в прошлом испанских анархистов.
Энгельс в 1873 г. написал в газете «Фольксштаат» три
статьи «Бакунисты за работой». В этих статьях Энгельс подверг критике действия
испанских анархистов во время восстания 1873 г. В чём состояли эти
ошибочные действия испанских анархистов? После отречения от престола испанского
короля Амадео 9 февраля 1873 г. была провозглашена республика. В
ответ на это в баскских провинциях Испании вспыхнуло так называемое
карлистское, т. е. монархистское, восстание. Борьба шла, таким образом,
между республиканцами и монархистами. Должны
ли были анархисты уклониться от этой борьбы? С точки зрения
бакунинско-кропоткинской теории, они должны были уклониться. А на самом деле
могли ли они уклониться? Нет, они не могли уклониться и приняли участие в этой
борьбе. Но что же получилось? Анархисты в течение многих лет проповедовали,
что рабочие не должны участвовать ни в какой революции, если эта революция не
имеет целью немедленное и полное освобождение рабочего класса, что рабочие не
должны участвовать в выборах и т. п. И вот накануне выборов в
учредительное собрание, когда рабочие Барселоны, Алькоя и других мест
потребовали разъяснения от анархистов, какой политики им следует держаться как
в парламентской, так и во всякой другой борьбе, бакунисты, руководствуясь своей
пресловутой идеей автономности, им отвечали, что «Интернационалу, как ассоциации, вовсе не следует заниматься
политической деятельностью, но что члены Интернационала, каждый за свой страх,
могут действовать, как им угодно, и примыкать ко всякой партии, к какой им
заблагорассудится...»
«Каков же был результат применения этакого нелепого учения?
— Таков, что огромная масса членов Интернационала, включая анархистов, приняла
участие в выборах без программы, без знамени, не имея собственных кандидатов,
и, таким образом, способствовала тому, что избраны были почти исключительно
буржуазные республиканцы»[9].
Так в 1873 г. бакунисты в Испании оказались
политическими банкротами, а своей линией поведения нанесли вред рабочему
классу. Этот опыт показал, что вести себя так, как это сделали бакунисты,
рабочий класс, как самый революционный класс, не должен, что как класс он должен иметь свою линию в
таком важнейшем вопросе. Анархисты проповедовали в течение многих лет, что единственным
серьёзным средством борьбы является всеобщая
стачка. В бакунинской программе всеобщая стачка является тем рычагом,
посредством которого совершается социальная революция. Мы уже видели в
предыдущей главе, что одна всеобщая стачка не может привести к победе революции
без вооружённого восстания. И вот в 1873 г. в Барселоне была объявлена
всеобщая стачка. Анархисты, объявившие её, сказали:
«Рабочие! Мы устраиваем всеобщую забастовку, чтобы выразить
глубокое негодование, которое мы испытываем при виде того, как правительство
использует войска для усмирения наших трудящихся братьев, пренебрегая, однако,
войной против карлистов»[10]
и т. д.
Опять-таки, вместо того чтобы решить и сказать рабочим, на
чьей же стороне они должны выступить с оружием в руках в этой борьбе, анархисты
ограничились провозглашением всеобщей стачки в виде протеста.
В Алькое тогда было около 30 тысяч жителей, причём, по
словам анархистской газеты «Солидаридад Революционер», в сражении участвовало
около 5 тысяч рабочих, а против них было 32 вооружённых жандарма и ещё
несколько вооружённых людей. Победили рабочие. Что же тогда сделали они,
руководимые анархистами? Они создали «комитет общественного спасения», т. е.
создали революционное правительство.
После многих лет проповеди воздержания от участия в правительстве анархисты в
Алькое создали революционное правительство. Может быть, это революционное
правительство приняло меры к тому, чтобы добиться, согласно программе,
«немедленного полного освобождения рабочих»? Нет, комитет лишь запретил всем
мужчинам выезжать из города, а женщинам это разрешил при наличии паспортов. А
когда из Аликанте подошли войска генерала Веларде, «комитет общественного
спасения», получив обещание от генерала, что члены его будут амнистированы,
сложил свои полномочия.
Не лучше обстояло дело в Сан-Лукаре — де-Баррамеда и в
других местах.
Энгельс высмеял за это Бакунина и его учеников, тогдашних
испанских анархистов. Выводы Энгельса настолько важны для сегодняшней
революционной Испании, настолько являются значительными для борьбы всего
международного пролетариата, что мы приводим их здесь целиком:
«Каков же результат всего нашего исследования?
1) Как только бакунисты оказались пред лицом серьёзной
революционной ситуации, они вынуждены были выбросить за борт всю свою прежнюю
программу. Прежде всего они пожертвовали своим учением о необходимости
политического воздержания и, в особенности, воздержания от участия в выборах.
Затем подверглась той же участи анархия, уничтожение государства; вместо того,
чтобы уничтожить государство, они пытались, напротив, создать множество новых,
мелких государств. Затем они отбросили тот принцип, что рабочие не должны
принимать участия ни в какой революции, которая не имеет целью немедленное
полное освобождение пролетариата, и приняли участие в заведомо чисто буржуазном
движении. Наконец, они грубо нарушили свой только что провозглашённый догмат,
что участие в революционном правительстве было бы только новым надувательством
и новой изменой рабочему классу, преспокойно вступив в правительственные
комитеты отдельных городов, и притом почти везде в качестве бессильного
меньшинства, политически эксплуатируемого буржуазным большинством.
2) Это отречение от проповедовавшихся до тех пор
принципов выразилось, однако, в самой трусливой, самой лживой форме и под
давлением нечистой совести, так что ни сами бакунисты, ни руководимые ими
массы, вступая в движение, не имели никакой программы или вообще не знали, чего
они хотят. Каков же был естественный результат этого? — Тот, что бакунисты либо
препятствовали всякому движению, как в Барселоне, либо вовлекались в
разрозненные, лишённые плана, нелепые восстания, как в Алькое и в Сан-Лукар —
де-Баррамеда; либо же руководство восстанием попадало в руки «непримиримых»
буржуа, как это было в большинстве восстаний. Таким образом, как только дошло до
дела, ультрареволюционный визг бакунистов превратился или в отлынивание, или в
заведомо безнадёжные восстания, или же в присоединение к буржуазной партии,
которая постыднейшим образом политически эксплуатировала рабочих и вдобавок
награждала их пинками сапога.
3) От так называемых принципов анархии, свободной федерации
независимых групп и т. п. не остаётся ничего, кроме безмерного и
бессмысленного раздробления средств революционной борьбы, позволившего
правительству с помощью горсти солдат покорять почти без сопротивления один
город за другим.
4) Всё это привело не только к тому, что хорошо
организованный и многолюдный испанский Интернационал, — как ложный, так и
действительный, — полетел в пропасть вслед за непримиримыми и ныне фактически
не существует, но вдобавок ещё к тому, что на него же возводится множество
вымышленных бесчинств, без которых филистеры всех стран не могут даже и
представить себе рабочего восстания. А вследствие этого может быть на целые
годы стала невозможной новая международная организация испанского пролетариата.
5) Одним словом, бакунисты в Испании дали нам непревзойдённый
пример того, как не следует делать
революцию»[11].
Всё это происходило больше 60 лет тому назад. Было бы в
высшей степени печально, если бы прошедшие десятилетия и опыт русской
революции, опыт прихода к власти фашистов в Италии, Германии, Польше,
Португалии и опыт испанской революции — прошли даром для анархизма, если бы
анархисты не сумели извлечь для себя необходимые уроки.
К счастью для революции, мы видим, что анархисты многое
поняли; они увидели и убедились, что им необходимо многое пересмотреть в своей
теории и практике, и в этом залог сближения между анархистами и коммунистами в
Испании и других странах.
Не менее важным вопросом, связанным с предыдущим, является вопрос об авторитарности, т. е. о
признании авторитета, обязательности для себя мнения той или иной организации.
В отличие от организации коммунистов, которую анархисты
называют «авторитарной», они себя
называют «либертерами», т. е.
сторонниками полной, ничем не ограниченной свободы, полной автономии отдельной
личности и каждой отдельной организации. Анархисты требуют, чтобы первым же
актом социалистической революции была отмена всякого авторитета, всякой власти.
Но они идут дальше; они требуют отмены всякого авторитета, всякой власти не
только в социалистической революции. Из желания остаться верными учению
анархизма о вреде всякой власти анархисты борются против авторитета, против
власти того правительства, которое в данный момент ответственно за судьбу
революции. Энгельс справедливо спрашивал по этому поводу:
«Видали ли они когда-нибудь революцию, эти господа?
Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна.
Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части
посредством ружей, штыков, пушек, т. е. средств чрезвычайно авторитарных.
И победившая партия по необходимости бывает вынуждена удерживать своё
господство посредством того страха, который внушает реакционерам её оружие.
Если бы Парижская Коммуна не опиралась на авторитет вооружённого народа против
буржуазии, то разве бы она продержалась дольше одного дня? Не вправе ли мы,
наоборот, порицать Коммуну за то, что она слишком мало пользовалась этим
авторитетом?»[12]
Революция в Испании показала анархистам, что они должны
отказаться от защиты тех взглядов на авторитет власти, которые они защищали на
протяжении многих и многих лет. Революционное насилие есть такое явление, без
которого не может обойтись ни одна революция, и тем более социалистическая.
Именно в интересах победы социализма, победы пролетариата Маркс, Энгельс, Ленин
и Сталин отстаивали всегда необходимость революционного насилия и организации
революционной власти.
Другое весьма существенное различие между анархизмом и
марксизмом (коммунизмом) подчеркнул ещё в 1906 г. товарищ Сталин в статье
«Анархизм или социализм», напечатанной в грузинской газете «Ахали дроеба»:
«Марксизм и анархизм построены на совершенно различных
принципах, несмотря на то, что оба под социалистическим флагом выходят на арену
борьбы. Краеугольный камень анархизма — личность,
освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения
массы, т. е. по мнению анархизма освобождение массы невозможно до тех пор,
пока не освободится личность, в виду чего его лозунг: «Всё для личности», тогда
как краеугольный камень марксизма — масса,
освобождение которой, по его мнению, является главным условием освобождения
личности, т. е., по мнению марксизма, освобождение личности невозможно до
тех пор, пока не освободится масса, в виду чего его лозунг: «Всё для массы».
Вряд ли надо теперь доказывать, что и этот спор история
разрешила в пользу марксизма-ленинизма. Исходя из анархистской идеи, писатель граф Лев Толстой учил, что счастье
людей не зависит от изменения политических
и экономических условий
существования, что дело в совершенствовании личности. Облекая это
учение в религиозно-нравственную оболочку, он учил, что «царство божие внутри
нас». Мы видели уже, что известный анархист-индивидуалист Макс Штирнер ставит
личность, её интересы над обществом. Но вся история человечества, вся история
борьбы классов, и в особенности история борьбы за социализм в СССР, показала,
что не может быть и речи об освобождении личности, если не освобождены массы.
Только в СССР могут быть созданы и создаются условия для полного, всестороннего
развития личных способностей, индивидуальных талантов. Для того чтобы из массы
рабочих, крестьян, служащих, из миллионов людей труда могли вырасти гениальные
музыканты, художники, инженеры, изобретатели, авиаторы, учёные, необходимо
обеспечить прежде всего то, что обеспечивает сейчас Конституция СССР: право на
труд для всех, право на образование для всех, право на отдых для всех, полное равноправие мужчины и
женщины и другие условия существования тружеников социалистического общества.
Надо было уничтожить безработицу, уничтожить возможность эксплуатации человека
человеком, уничтожить беспризорность, чтобы создать условия для свободного
развития всех трудящихся. Только при наличии этих общественных условий
творческие силы, заложенные в личности,
могут свободно развиваться.
Как быть, если
интересы личности сталкиваются с интересами класса? Только когда каждый
пролетарий подчиняет свою волю, свои интересы воле и интересам класса, воле и
интересам своего народа, только тогда
может быть успешной борьба. Это доказал опыт всех революции. Это доказал опыт
революции и борьбы за социализм в СССР. Это доказывает повседневный опыт
революции в Испании.
Нам кажется, что и этот вопрос революция разрешила таким
образом, что анархисты Испании и других стран должны понять, что лозунг «всё
для масс» означает в то же время и осуществление условий для освобождения
личности, что только освобождение трудящихся масс может создать свободу
личности, возможности её всестороннего развития.
С этими вопросами об отношении к власти, об участии в
органах власти, об участии в созидательной государственной работе связан вопрос
и о дисциплине и принуждении. Конечно, во
всякой серьёзной пролетарской организации должна быть пролетарская
революционная сознательная дисциплина. Она проверяется не словами, а
делами, преданностью, готовностью к самопожертвованию. Пролетарская дисциплина
должна не только не уступать дисциплине в буржуазном государстве — она должна быть выше, крепче и сильнее.
Пролетариат поэтому должен бороться против расхлябанности и
недисциплинированности в своих рядах, которую сторонники этой расхлябанности
защищают разговорами о свободе.
Свобода нового человеческого общества немыслима без
сознательной революционной дисциплины её членов; она немыслима без
обязательности для всего пролетариата решений руководящих органов, им
создаваемых. Мы можем только порадоваться, что революция в Испании в
значительной степени разъяснила массам и этот вопрос, и анархистски настроенные
рабочие усваивают необходимость железной дисциплины. Многие из них поняли,
насколько вредна проповедь «организованной недисциплинированности», какие
величайшие несчастья может принести и приносит революции эта проповедь.
Спасением революции является созидательная железная революционная дисциплина.
***
Остановимся ещё на двух вопросах, имеющих, несомненно,
большое значение в спорах между анархистами и коммунистами.
Первый вопрос: можно
ли отменить классы или можно ли осуществить требование бакунинской программы —
уравнение классов? Недавно[13]
мы читали в органе испанских анархистов сообщение о «коллективизации»
алькойской металлопромышленности под таким заголовком:
«Свободное соглашение между трудящимися ликвидирует классы».
«В алькойской металлопромышленности существуют только
трудящиеся, нет больше ни эксплуатируемых, ни эксплуататоров».
Нас заинтересовало: каким же образом в одном из городов
Каталонии, где ещё не произошла
социалистическая революция, не уничтожена частная собственность на средства
производства, — каким образом там классы уже ликвидированы, да ещё «по
свободному соглашению между трудящимися»? Как произошло то, что «там нет больше
ни эксплуататоров, ни эксплуатируемых»? Если это можно сделать в алькойской металлопромышленности, то,
очевидно, то же самое можно легко сделать во всех других областях хозяйства не
только в Алькое, но и повсюду?
Когда мы ознакомились подробно с этим сообщением, мы
убедились в том, что никакой ликвидации
классов на самом деле там не произошло. В самом деле, что же произошло? Был
произведён именем республиканской власти фактический секвестр металлургических предприятий Алькоя. После этого единый
союз работников металлопромышленности города Алькоя созвал на собрание всех
предпринимателей вместе с представителями фабрично-заводских комитетов.
Открывая заседание, председатель союза Гонсало Боу произнёс следующую речь:
«Господа, капитализм погиб, единственной основой сохранения
его существования является фашизм, а фашизм в Испании на пути к уничтожению. Вы
знаете, что мы переживаем кризис труда. Мы не хотим обострять этот кризис,
несущий голод и нужду. Для разрешения всех проблем, связанных с кризисом, наш
союз выдвигает определённую программу. Но мы понимаем, что, несмотря на
благоприятствующие нам обстоятельства, мы должны предоставить вам возможность
наметить выход, который, по вашему мнению, нормализует положение».
Что же сказали алькойские предприниматели? Они заявили, что у них нет никаких предложений. Под конец
один из них, Франсиско Родес, сказал, что у него было предложение о создании
консорциума алькойской металлопромышленности, которое он думал при капитализме поставить на обсуждение
предпринимателей, но теперь капитализма больше нет, и он считает своё
предложение несвоевременным.
Затем председатель изложил собравшимся следующие
предложения:
«Экспроприация или социализация всех предприятий, складов,
фабрик, текущих счетов, с пассивом и активом каждой фирмы. Экспроприация
предприятий от имени единого союза работников металлопромышленности, который
отныне будет называться «Единым союзом работников социализированной
металлопромышленности». Образование административного центра из представителей бывших предпринимателей,
рабочих, техников, коммерческих служащих и счетоводов. Уничтожение всяких социальных границ. Бывшим предпринимателям
предоставляется работа на любом предприятии в качестве организаторов
производства, причём они будут получать вознаграждение, равное тому, которое
они получали при возникновении нынешней обстановки. Впрочем, режим зарплаты
будет подвергнут пересмотру и изменению.
Тем временем надо приступить к повышению зарплаты рабочим, пусть в небольших размерах, но с
тенденцией к уравнению зарплаты.
Для того чтобы
предприниматели вошли в среду рабочих, они должны вступить в рабочую
организацию.
...Можно сказать, — заключает корреспондент этого собрания в
анархистском органе, — что сейчас в алькойской металлопромышленности путём
совместных действий и предпринимателей и рабочих разрешена величайшая проблема.
Вчерашние миллионеры, вчерашние капиталисты сейчас почитают себя счастливыми,
работая рука об руку с рабочими и являясь членами Национальной конфедерации
труда».
Мы не берёмся здесь давать совет, нужно ли было производить
секвестр металлургических предприятий в Алькое или нет. Испанские трудящиеся
разберутся в этом вопросе и сами. Однако мы очень сомневаемся, чтобы одной
только резолюцией можно было уничтожить «всякие социальные границы». Будущее
покажет, насколько правильны такие мероприятия, но то, что мы знаем очень твёрдо
из всего опыта революции, заключается в том, что классы таким образом не ликвидируются.
В 1921 г., когда Грузия была освобождена от власти
грузинских меньшевиков, армянских и других мелкобуржуазных групп, связанных с
империалистами, Ленин писал тогдашним руководителям Грузии — Серго Орджоникидзе
и другим по поводу особенностей Грузии, и в этом письме он давал следующие
советы:
«Первое: надо немедленно вооружить рабочих и беднейших
крестьян, создавая крепкую грузинскую Красную армию.
Второе: необходима особая политика уступок по отношению к
грузинской интеллигенции и мелким торговцам. Надо понять, что их не только нерасчётливо
национализировать, а надо пойти на известные даже жертвы, лишь бы улучшить их
положение и оставить им возможность вести мелкую торговлю».
Затем Ленин писал:
«Прошу помнить, что и внутренние, и международные условия
Грузии требуют от грузинских коммунистов не применения русского шаблона, а
умелого и гибкого создания своеобразной тактики, основанной на большей
уступчивости всяческим мелкобуржуазным элементам»[14].
В другом письме к товарищам коммунистам Азербайджана,
Грузии, Армении, Дагестана, Горской республики в апреле 1921 г. Ленин
также писал о том, что необходимо:
«Больше мягкости,
осторожности, уступчивости по отношению к мелкой буржуазии, интеллигенции и
особенно крестьянству...»
«Более медленный,
более осторожный, более систематический переход к социализму — вот что возможно
и необходимо для республик Кавказа в отличие от РСФСР»[15].
Необходимо помнить, что это Ленин писал спустя четыре года после социалистической революции в России.
Для чего мы приводим эти документы? Мы думаем, что эти
указания Ленина должны быть приняты во внимание рабочими многих стран. Советы,
которые давал Ленин, были необходимы для Закавказья после социалистической
революции; тем более они могут быть полезны для Испании. Не в том, конечно,
смысле, что нужно обязательно в точности копировать то, что происходило в этих
областях, а в том, что нужно прочувствовать, изучить, понять особые условия
Испании для того, чтобы решить, можно ли сейчас, в 1937–1939 гг., когда ещё
не доведена до конца даже буржуазно-демократическая революция, не только
проводить ликвидацию классов, но и говорить о ликвидации классов. С точки
зрения марксизма-ленинизма, с точки зрения коммунизма это было бы ошибкой.
***
Второй вопрос — об
отношении анархистов и коммунистов к религии. Это очень важный вопрос.
Коммунисты являются противниками религии, а стало быть, и
сторонниками антирелигиозной пропаганды. Они никогда не являлись сторонниками
церкви, сторонниками религии. Этого они никогда не скрывали и всегда боролись
против религиозных мировоззрений и против церкви; но они никогда не выдвигали требования отмены религии или отмены
религиозных культов, никогда не выдвигали тактики насильственной ликвидации
церкви. Коммунисты выдвигают требование, которое имеется и в программе
многих буржуазных партий, — отделение церкви от государства и школы от церкви.
Отличие коммунистов от буржуазных партий заключается здесь в том, что
буржуазные партии провозглашали эти
требования, но никогда их последовательно, до конца не проводили, так как для
государства буржуазии выгодно поддерживать реакционную церковь, оправдывающую и
защищающую существующее неравенство и деление общества на классы.
В отличие от коммунистов анархисты, начиная с Бакунина, выдвигали
требование «отмены религии». Маркс и
Энгельс, Ленин и Сталин всегда боролись против такого отношения к религии. В
принятой на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде советов Сталинской Конституции
СССР имеется статья, по которой обеспечивается всем гражданам свобода
отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды.
Антирелигиозная пропаганда сделала огромные успехи в СССР, но вместе с тем
священники, служители культа в СССР пользуются всеми гражданскими правами
наравне с остальными гражданами. Религиозные общины существуют на основании
специального закона. Правда, революция уничтожила давным-давно все монастыри в
СССР, которые были убежищем паразитов, эксплуататоров, контрреволюционеров и
содержались на государственные средства. Служители культа не имеют в СССР
никакого отношения к школе. В школе воспитываются новые люди, которые не
нуждаются в религиозной морали, руководствуются более высокой общечеловеческой
коммунистической моралью.
Но вот мы читаем в одном из номеров анархического органа
«Солидаридад Обрера», что в результате революции в Каталонии все попы и монахи
изгнаны, отправление церковного культа прекратили.
Правильно ли это? Мы считаем, что такая тактика была неправильна, она не
соответствовала интересам революции. Почему? Потому, что среди испанских
рабочих и испанских крестьян, несомненно, очень много религиозных людей,
которые с религией так легко и охотно не могут расстаться, как они расстаются
со своими генералами, эксплуататорами, ненавистными им. Результаты векового религиозного
воспитания не могут быть уничтожены в один день. Для этого нужна большая политическая и
культурно-просветительная работа. Для этого ещё более нужны глубокие
изменения во всей хозяйственной жизни, во всём общественном укладе жизни
трудящихся. К счастью, ошибка каталонских анархистов впоследствии была
исправлена и в этом вопросе.
Мы считаем полезным напомнить, что писал Ленин по этому
вопросу в специальной статье «Об отношении рабочей партии к религии». Ленин
требовал, чтобы антирелигиозная пропаганда, пропаганда атеизма была полностью
подчинена основной задаче пролетариата — «развитию классовой борьбы
эксплуатируемых масс против
эксплуататоров».
«Возьмём пример, — пишет Ленин, — Пролетариат данной области
и данной отрасли промышленности делится, положим, на передовой слой довольно
сознательных социал-демократов, которые являются, разумеется, атеистами, и
довольно отсталых, связанных ещё с деревней и крестьянством рабочих, которые
веруют в бога, ходят в церковь или даже находятся под прямым влиянием местного
священника, основывающего, допустим, христианский рабочий союз. Положим, далее,
что экономическая борьба в такой местности привела к стачке. Для марксиста
обязательно успех стачечного движения поставить на первый план, обязательно
решительно противодействовать разделению рабочих в этой борьбе на атеистов и
христиан, решительно бороться против такого разделения. Атеистическая проповедь
может оказаться при таких условиях и излишней и вредной — не с точки зрения
обывательских соображений о неотпугивании отсталых слоёв, о потере мандата на
выборах и т. п., а с точки зрения действительного прогресса классовой
борьбы, которая в обстановке современного капиталистического общества во сто
раз лучше приведёт христиан-рабочих к социал-демократии и к атеизму, чем голая
атеистическая проповедь. Проповедник атеизма в такой момент и при такой
обстановке сыграл бы только на руку
попу и попам, которые ничего так не желают, как замены деления рабочих по
участию в стачке делением по вере в бога. Анархист, проповедуя войну с богом во
что бы то ни стало, на деле помог бы попам и буржуазии...»[16]
Над этими словами Ленина следует призадуматься каждому
испанскому рабочему, и особенно безбожнику, атеисту. Ведь он должен заключить
единый фронт не только с безбожниками, а он должен заключить единый фронт со
всеми трудящимися, в том числе и с верующими; и поэтому он должен и в вопросе
об отношении к религии так построить свою тактику, чтобы это не мешало главной
и основной задаче сегодняшнего дня — сохранению и укреплению народного фронта
для победы над фашизмом. Каталонские, мадридские, валенсийские и другие рабочие
и крестьяне, уже ставшие на путь атеизма независимо от того, к какой они партии
принадлежат, не должны забывать, что их братья
по борьбе, — значительная часть рабочих и крестьян многих провинций
Испании, в особенности таких областей, как Бискайя, Кастилия, Наварра и др., — являются людьми религиозными и что эти
религиозные люди одинаково с ними заинтересованы в борьбе против фашистских
угнетателей Испании. Вот почему неправилен
и вреден анархистский лозунг отмены религии и отмены религиозного культа.
Когда верующие сами убедятся в том, что религия им не нужна,
только тогда они решат вопрос — это надо
предоставить их доброй воле — о том, быть ли им в религиозной организации
или нет, отправлять им религиозный культ или нет.
***
Мы не претендуем на то, что в этой небольшой главе мы дали
исчерпывающую критику анархизма с точки зрения учения Маркса — Энгельса —
Ленина — Сталина. Мы остановились здесь на наиболее важных вопросах, имеющих
отношение к современному революционному движению, к его теории и практике.
Великий продолжатель дела Ленина, вождь коммунизма — товарищ
Сталин обогатил учение Маркса — Энгельса — Ленина о государстве рабочего
класса, диктатуре пролетариата. Ленин и Сталин учат, что Советское государство живёт
в окружении капиталистических стран и поэтому надо укреплять социалистическое
государство рабочих и крестьян. Надо ликвидировать остатки капитализма в
экономике и сознании людей. Эксплуататорские классы в результате победы
сталинских пятилеток ликвидированы, но остатки их хватаются за самые острые
методы борьбы, получая поддержку капиталистического окружения.
«Сильная и мощная диктатура пролетариата, — вот что нам
нужно теперь для того, чтобы развеять в прах последние остатки умирающих
классов и разбить их воровские махинации», — сказал товарищ Сталин. Нужно
усилить мощь социалистического государства рабочих и крестьян для того, чтобы
организовать оборону социалистического государства и построить коммунистическое
общество.
[1]
Ленин, т. XX, стр. 405.
[2]
К. Маркс и Ф. Энгельс, Письма, стр. 269–270, Партиздат, 1932 г.
[3]
Ленин, т. XXI, стр. 449.
[4]
Ленин, т. XXI, стр. 431.
[5]
Маркс, Критика Готской программы, стр. 47, Партиздат, 1937 г.
[6]
Ленин, т. XXI, стр. 452.
[7]
Ленин, т. XXI, стр. 406.
[8]
Ленин, т. XX, стр. 34–35.
[9]
Доклад Новой мадридской федерации Интернационала, представленный Женевскому
конгрессу. См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 109.
[10]
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 112. Партиздат,
1935 г.
[11]
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, стр. 123–124.
[12]
Цит. по Ленину, т. XXI, стр. 412.
[13]
Это относится к 1936 г. — Ред.
[14]
Ленин, т. XXVI, стр. 187–188.
[15]
Ленин, т. XXVI, стр. 192.
Комментариев нет:
Отправить комментарий