Чтобы понять постановку на I съезде организационного
вопроса, сыгравшего такую громадную роль в истории нашей партии, мы должны, с
одной стороны, подробно остановиться на имевшихся до съезда проектах
организации партии вообще и местной работы в частности, а с другой — рассмотреть,
как фактически складывались и уже успели сложиться к съезду наши организации.
Об организации партии впервые заговорила группа «Освобождение
Труда». Как же представляла она себе большую партию? В первой же своей
социал-демократической брошюре Плеханов говорит: «Мы думаем, что единственной
нефантастической целью русских социалистов может быть теперь только завоевание
свободных политических учреждений, с одной стороны, и выработка элементов для
образования будущей рабочей
социалистической партии (курсив Плеханова) России, с другой»[1].
Плеханов отделяет «социалистическую» партию, которая будет добиваться свободных
учреждений, от «рабочей социалистической» партии, которая, по его мнению,
явится лишь после свержения абсолютизма. «Она, т. е. социалистическая
интеллигенция, — говорит Плеханов, — должна всеми силами стремиться к тому,
чтобы в первый же период конституционной жизни России наш рабочий класс мог
выступить в качестве особой партии с определённой социально-политической
программой»[2].
Это будущее послеконституционное появление «рабочей социалистической» партии «может
быть достигнуто лишь путём усиленной работы в среде, по крайней мере, передовых
слоёв нашего рабочего класса, путём устной и печатной пропаганды и организации
рабочих социалистических кружков»[3].
«Промышленные рабочие... примкнут к нашей
революционной интеллигенции в её борьбе с абсолютизмом затем, добившись
политической свободы, организуются в рабочую социалистическую партию»[4]
(курсив мой М. Л.). «Самая первая, самая настоящая и в то же время самая
очевидная и бесспорная из всех ближайших задач русских социалистов, — говорит
Плеханов в другом месте, — заключается в
поддержании своего существования, как особой социалистической партии рядом с
другими либеральными партиями (курсив Плеханова), образующимися или
имеющими образоваться для борьбы с абсолютизмом... Но поддерживать своё
существование, как особой партии, русские социалисты смогут только при одном условии,
именно, при возбуждении сознательного политического движения в среде рабочего
класса»[5].
Организационный план Плеханова сводится, стало быть, к
следующему: необходимо немедленно объединить в одну боевую социалистическую
партию всех действующих ныне интеллигентов-социалистов. Эта партия должна
поставить себе две важнейших задачи:
бороться с самодержавием и, организуя социалистические кружки рабочих,
подготовлять, таким образом, организацию будущей
рабочей партии. До падения абсолютизма широкая рабочая партия в России
невозможна, возможна лишь революционная организация, вроде. «Народной Воли» или
«Земли и Воли». «В России вообще, а не только между социал-демократами, — формулирует
Плеханов свой организационный план, — пока ещё нет сильной революционной
организации. Остаётся говорить лишь о наших пожеланиях
на этот счёт. А пожелания наши сводятся к созданию подвижной боевой
организации, вроде общества «Земля и Воля»
или «Партии Народной Воли»,
организации, являющейся всюду, где можно
нанести удар правительству, поддерживающей всякое революционное Движение против
существующего порядка вещей и в то же время ни на минуту не упускающей из виду
будущности нашего движения»[6]
(курсив Плеханова).
Этот-же организационный план поддерживает и другой видный
деятель группы «Освобождение Труда», П. Аксельрод. «Вам необходимо, — пишет
он в своём письме к социалистам-рабочим, — прежде всего самим организоваться и
образовать из себя такое же крепкое революционное
ядро (курсив мой М. Л.), каким лет пятнадцать тому назад была организация
«Земли и Воли», а потом «Народная Воля»[7].
Но Аксельрод, в отличие от Плеханова, допускает возможность создания
социалистической рабочей партии и до падения абсолютизма, в самом процессе
борьбы с абсолютизмом. Правда, такая партия не будет открытой, широкой партией
в западноевропейском смысле, а будет лишь расширенной заговорщицкой,
бланкистской партией со включением в неё передовых рабочих. «Нашим передовым рабочим, — говорит
Аксельрод, — необходимо организоваться в
кружки и стараться о том, чтобы возможно скорей образовать из этих кружков одну
рабочую партию или один обще-русский рабочий союз»[8]
(курсив мой М. Л.). Здесь речь идёт только о передовых рабочих, рабочей же
массе в этой рабочей партии места нет. «В последнее время, — продолжает Аксельрод,
— наша революционная молодёжь начинает сознавать, что одних только собственных
сил её далеко недостаточно для сколько-нибудь успешной борьбы с правительством.
Некоторые из её представителей поняли, что для обеспечения успеха этой борьбы
необходимо заручиться деятельным сочувствием и серьёзной поддержкой со стороны
фабричных рабочих. Пусть же развитые
представители последних спешат воспользоваться этим настроением революционной
интеллигенции для создания при её помощи и совместно с ней самостоятельного
рабочего движения. И чем энергичнее и упорнее будут они преследовать свою
цель, тем скорее теперешнее, далеко не лестное, мнение образованных людей о
наших рабочих уступит место сочувствию и уважению к ним. Вместе с увеличением
рабочих кружков и объединением их в один союз, будет расти и готовность
революционеров из других классов не только помогать делу этих кружков, но и
вступать в них членами. Окончательным последствием деятельности нашей рабочей
интеллигенции на указанном пути будет то, что все искренние и сознательные социалисты-революционеры (курсив
Аксельрода), какого бы звания и происхождения они ни были, войдут в общий
рабочий союз; вместо теперешних революционных кружков, из которых каждый
действует за народ и от имени народа, образуется одна социалистическая рабочая (курсив Аксельрода) партия, в состав
которой будут входить все действительные
друзья трудящихся классов населения»[9].
Когда брошюра Аксельрода появилась в Москве, она вызвала
целую бурю негодования среди сознательных рабочих. Они никак не могли понять, о
каких это «действительных друзьях трудящихся классов» говорит Аксельрод, о
каких «образованных людях», чьё «нелестное мнение» о себе должны рабочие
превратить в «уважение и сочувствие». Да и многое другое осталось им непонятным
в изречениях Аксельрода. До этого они, например, привыкли думать, что
революционеры-интеллигенты становились социал-демократами не только потому, что
они «убедились, что их собственных сил недостаточно для борьбы с правительством»,
а потому, что, изучив социал-демократическую литературу и став на точку зрения
классовой борьбы, они поняли, что, несмотря на своё «звание и происхождение»,
по своему экономическому положению
они в громадном большинстве случаев являются такими же пролетариями, как и
рабочие физического труда. Зная это, сознательные рабочие весьма критически
относились к тем интеллигентам, которые являлись к ним и изображали собою
благодетелей-народолюбцев. Им рабочие менее всего верили и никогда не считали
своими. Мне лично пришлось слышать, как в Москве на одной студенческой
вечеринке рабочий отчитывал говорившего перед ним студента-народоправца,
который толковал об альтруизме студенчества и о тех жертвах, которые оно
приносило и приносит «для народа». Рабочий отвечал приблизительно следующими
словами: «Только тот из вас может принести действительную пользу рабочему делу,
кто придёт к нам не из филантропии, не из народолюбия, а потому, что сознал
свой классовый интерес, в силу которого он должен бороться вместе с нами, в наших
рядах. А «народолюбцы», те придут, наговорят разных жалких слов, вроде того,
что мы-де жертву приносим, что до вас, хамов, спускаемся. А там, глядишь,
получил диплом, снял революционный мундир, пристроился к казённому пирогу, и
поминай, как звали. Нет, нам таких филантропов не нужно, подальше бы им от нас!»
Далее мы поговорим несколько подробней о том различии,
которое существовало во взгляде на интеллигенцию у громадного большинства
русских практиков социал-демократов и вполне сознательных рабочих, с одной
стороны, и у группы «Освобождение Труда» — с другой. Позднее, во времена
расцвета, так называемого, экономизма, его последователи в этом вопросе стали
целиком на точку зрения Аксельрода. Исходя из этого взгляда, который
рассматривал интеллигентов, как «друзей», чуждых пролетариату, они подняли
травлю против интеллигенции и старались изгнать её из организаций, как элемент,
посторонний рабочему делу. Но об этом
после. Теперь же вернёмся к организационному вопросу.
Итак, к чему же сводился организационный план группы «Освобождение
Труда»? По этому плану прежде всего необходимо создать революционное ядро,
нечто вроде организации «Земли и Воли» или «Народной Воли», т. е. строго
конспиративный центральный заговорщицкий аппарат. Центр этого аппарата, при
помощи целой сети исполнительных, филиальных отделений и агентур, руководит
всем движением, ведёт всю техническую работу. Неудачи «Земли и Воли» и «Народной
Воли» объясняются тем, что они представляли штаб без армии. Задача
социал-демократов, создав штаб по примеру старых революционеров, приступить к
созданию армии. Армией должен служить промышленный пролетариат. Сорганизоваться
и выступить в правильном боевом порядке в виде самостоятельной рабочей партии
эта армия, по мнению Плеханова, сможет лишь после свержения абсолютизма, а до
той поры пролетариат должен служить только средой, в которой в процессе борьбы
с абсолютизмом преимущественно будут действовать революционеры-социалисты.
Проникать в эту среду они будут при помощи пропагандистских кружков. Кружки эти,
становясь сознательными, будут постепенно входить в общерусский рабочий союз, т. е.
примыкать к основному революционному ядру. Но это не будет чисто рабочий союз, потому что по мере его роста, как мы только что
видели у Аксельрода, будет «расти и готовность революционеров из других
классов... вступать в них (в кружки) членами». Конечная цель этого
организационного плана, по мнению того же Аксельрода, заключается в том, чтобы
этот общерусский союз или социалистическая рабочая партия поглотила «всех
действительных друзей трудящихся классов населения».
Всего два года прошло с тех пор, как Плеханов написал свою
статью «О социальной демократии в России» — и Аксельрод — своё предисловие к «Задачам
рабочей интеллигенции»[10],
а уже петербургские и московские стачки дают сигнал к массовому рабочему,
выступлению. Широко поставленная агитация глубоко проникает в рабочие массы и
расшевеливает их настолько, что они настоятельно требуют организационной связи
с социал-демократией. Узкие рамки пропагандистских кружков уже не могут
вместить всех, жаждущих войти в ряды действующей армии. Боевые руководящие
местные центры, при необходимости соблюдения строгой конспирации, не могут уже
поглотить всех вполне распропагандированных социал-демократов-рабочих. Рабочие
массы выделили из своей среды уже значительные кадры рядовых, унтер-офицеров и
офицеров, которые настоятельно желали быть действительно
сорганизованными в армию, чтобы их революционная энергия, их пробудившаяся
жажда деятельности могла быть использована, как следует. История революционного
движения 1870‑х и 1880‑х годов дала богатый опыт организации штаба, но не могла
дать ничего в смысле организации самой армии. И литература группы «Освобождение
Труда», твердившая о необходимости создания организации социал-демократов по
образу и подобию «Земли и Воли» и «Народной Воли», не давала ровно никаких
указаний для разрешения этой,
выдвинутой жизнью, задачи. Она не давала ничего, так как и без того каждый местный центр, по условиям самой русской
жизни, не мог организоваться иначе, чем это делали и не могли не делать все
прежние революционеры. Простая же ссылка на пример «Народной Воли» не отвечал
на вопрос, как связать уже создавшиеся местные центры друг с другом, а главное,
как сорганизовать уже появившуюся армию. Плеханов, как мы видели выше, отрицал
самую возможность возникновения последнего вопроса до падения абсолютизма. По
его мнению, рабочая партия могла
явиться лишь при конституционном режиме. Аксельрод, допускавший возможность
создания рабочей партии в доконституционное время, тем не менее, подобно
Плеханову, ставит в пример организацию «Народной Воли» таким образом, не даёт
никаких указаний, как, именно, сорганизовать эту социалистическую рабочую
партию.
В России каждая
местная организация складывалась совершенно естественным путём, без заранее
обдуманного плана, вне всякой зависимости от соседних родственных ей по духу
организаций. В каком-нибудь городе появляются, скажем, несколько
социал-демократов; они образуют первичную организационную ячейку и начинают
заводить связи среди рабочих. Последнее удаётся ей тем легче, чем сильнее
успело привиться в данной местности стихийное рабочее движение. По мере роста
этих связей растёт и сама организация. Если группа организаторов проваливается,
до того момента, когда ей удалось организационно закрепить свои связи, всё дело
в данной местности прерывается, и исчезают следы всякой организации до
появления новой группы инициаторов. Возьмём для примера историю хотя бы
костромской организации.
«С развитием рабочего движения в крупных промышленных
центрах — в Костроме начинают проявлять себя высланные из этих центров глубоко
проникнутые революционным духом рабочие. С появлением выходцев из столиц в
Костроме значительно усилилось обращение среди костромских рабочих нелегальной
литературы. Наконец, в Кострому был выслан под надзор один интеллигент, убеждённый
социал-демократ, который первый положил начало социал-демократической
пропаганде среди костромских рабочих, организовал в 1895 году первый чисто социал-демократический
кружок из нескольких рабочих. Затем в Кострому прибыли ещё социал-демократы, и
около этих лиц сгруппировался небольшой кружок сочувственно относящихся к
социал-демократическим идеям местных интеллигентов»[11].
Этот кружок постепенно переходит к широкой агитации, и под его влиянием и
руководством в сентябре 1896 года удачно проводится сильно нашумевшая в своё
время стачка на фабрике Зотовых. Стачка эта была так организована, и рабочие
держали себя так хорошо, что приехавший для увещевания рабочих полицеймейстер
сказал: «Ну, видно, что здесь петербургские агитаторы действовали»[12].
После стачки начались провалы. Члены первоначального кружка либо были
арестованы, либо вынуждены были уехать. Начатая, было, работа прекращается
вовсе. Лишь в 1897 году образуется новый кружок. «Этот кружок состоял из очень
горячих, революционно настроенных лиц, но в то же время крайне юных, не
успевших ещё выработать себе определённых убеждений. Таким образом, влияние
социал-демократов на костромское рабочее движение свелось единственно к тому,
что они передавали через новую группу интеллигентов рабочим
социал-демократическую нелегальную литературу»[13].
Тем не менее, уцелевшие от первого кружка распропагандированные рабочие вместе
с вновь приезжими из центров подымают вопрос о постоянной организации, и в 1898
году им действительно удаётся сорганизоваться в боевую кассу.
Так развивалось дело в Костроме; приблизительно то же мы
наблюдаем в Харькове[14]
и в целом ряде других мест. В Коврове, например, местных интеллигентов не было.
К рабочим случайно попадает из Москвы нелегальная социал-демократическая
литература; они с жаром накидываются на неё и сейчас же организуют кружки для
совместного чтения. Образуется библиотечка, причём нелегальная литература
пополняется легальной; устраивается библиотечная касса. Кассиру вменяется в
обязанность во что бы то ни стало, как можно регулярнее добывать нелегальную
литературу; с этой целью его отправляют в Москву. После долгих мытарств ему удаётся,
наконец, через личных знакомых связаться с московской организацией, и под её влиянием,
вернувшись домой, он превращает самопроизвольно возникшую на почве библиотеки
рабочую организацию в боевую социал-демократическую организацию.
Мы привели эти примеры для того, чтобы показать, что наша
партия исторически складывалась совершенно иначе, чем старые революционные
организации, вроде «Земли и Воли». Там сначала
создавался центр, который укреплялся, вырабатывал свою программу и
выкидывал своё определённое знамя. Из этого
центра рассылались эмиссары, устраивались временные поселения
революционеров, филиальные отделения центральной организации на местах, при
центре же организовывались различные специальные группы, которые по его
поручению исполняли какие-нибудь определённые функции. Наконец, центр начинал
работу с издания партийного органа. Одним
словом, центр создавал партию вокруг себя. Он фактически являлся
единственным практическим и теоретическим руководителем движения. Организации
на местах создавались им, от него же они получали литературу, директивы, прямые
приказы, он снабжал их работниками, средствами и связями. Все местные
организации были лишь исполнителями приказаний центра. «Организация мелких
тайных обществ со всевозможными революционными целями необходима, как для
исполнения многочисленных функций партии, так и для тактической выработки её членов»[15].
Народовольческая организация была организацией строго
заговорщицкой, служившей для подготовки политического заговора, и потому она
могла быть только организацией штаба, массе же в ней не было и не могло быть
места. Можно было сочувствовать «Народной Воле», считать себя принадлежащим к партии «Народной Воли» и всё-таки не быть организационно связанным с организацией Народной Воли». «Необходимо
различать, — говорит А. Михайлов в процессе 20‑ти, — понятие партии от
понятия организации. Партия это неопределённая группировка людей единомыслящих,
не связанных между собой никакими взаимными обязательствами. Организация же,
кроме непременного условия единомыслия, предполагает уже известную замкнутость,
тесную сплочённость и полную обязательность отношений... Партия это
солидарность мысли, организация — солидарность действия»[16].
«Наша непосредственная задача, — заявляют народовольцы в другом месте, — организация
заговора с целью ниспровержения существующего государственного строя... Работа
партии Народной Воли направлена главным образом к тому, чтобы соединить все
активно протестующие силы, сплотить их в крепкую централистическую организацию,
способную взять на себя инициативу восстания в решительный момент, а до тех пор
успешно вести заговорщицкую деятельность, несмотря ни на какие преследования
правительства... Мы ведём организованную
работу только среди тех элементов, которые примут участие в самом
перевороте»[17]
(курсив мой М. Л.).
Народовольцы ставили себе ясную и определённую задачу, при
помощи заговора создать восстание. На возможность массового восстания
крестьянства они не рассчитывали, поэтому организация крестьянской массы
считалась «ими совершенной фантазией»[18].
Их план организации должен отвечать следующим целям:
«1) Создание центральной боевой организации, способной
начать восстание.
2) Создание провинциальных революционных организаций,
способных поддержать восстание.
3) Обеспечить восстанию поддержку городских рабочих.
4) Подготовлять возможность привлечения на свою сторону
войска, или парализование его деятельности.
5) Заручиться сочувствием и содействием интеллигенции,
главного источника сил при подготовительной работе.
Преследуя эти задачи, центр создавал соответствующие группы:
боевую, рабочую, пропагандистскую, студенческую, финансовую, военную и
т. д. Он создавал всю организацию, руководил всей работой, но не был
ответствен перед организацией. Она не могла ни сместить его, ни изменить при
помощи выборов его состава и тем повлиять на его направление, на его решение. «Центральная организация не может быть
создана в виде выборного представительства; она должна явиться в виде
тайного общества[20].
Она пополняется сама собой.»
Мы особенно подчёркиваем, что исторически партия Народной
Воли, Земли и Воли, да и, вообще, все старые революционные партии в России складывались
таким образом, что сначала создавался
«неуловимый и недосягаемый»[21],
употребляя выражение А. Михайлова, центр, и он уже создавал всю партию. Как же обстояло дело с нашей партией.
Сначала она идёт, как будто бы, по тому же пути. За границей среди русских
эмигрантов создаётся центр — группа «Освобождение Труда». Этот центр выкидывает
своё знамя «Программу русских социал-демократов», начинает издавать литературу,
группирует вокруг себя кружки живущей за границей студенческой молодёжи и,
наконец, делает попытку (при помощи Дейча) связаться с Россией. И первые
социал-демократы действительно были связаны с центром и действовали по его
программе. Но тут сходство с историей старых революционных организаций
кончается. Первые русские социал-демократические кружки бесследно гибнут во
тьме общего индифферентизма 1880‑х годов, и центр окончательно отрывается от
России. Оторванная от стихийного рабочего движения, группа «Освобождение Труда»
не может ни влиять на него, ни сама подвергаться его влиянию, а потому,
оставаясь так сказать марксистским
центром, она не в состоянии была сохранить роль революционного социал-демократического центра.
В 1890‑х годах уже вне всякой связи с программой
заграничного центра, с его планом действия, совершенно независимо от него и
даже друг от друга возникают социал-демократические организации и начинает
вестись действительно социал-демократическая работа. Эти новые организации
причисляют себя к социал-демократии не
потому, что они принимают программу центра — «Программу русских
социал-демократов» (очень часто они её совершенно не знают), а потому, что они
вполне примыкают к принципам всемирной
социал-демократии. Их знаменем становится не программа группы «Освобождение
Труда», а Эрфуртская программа германской с.‑д. партии, учение западноевропейских
социалистов (учение группы Освобождение Труда в том числе). Принимая идейное
социал-демократическое знамя, русские социал-демократы не находили уже готового
центра, вокруг которого они могли бы организационно сплотиться. Группа «Освобождение
Труда» не сумела сыграть роль такого центра, повторить роль центральных
организаций «Земли и Воли» и «Народной Воли». Не могла взять на себя эту задачу
и ни одна из остальных существовавших организаций.
В каждой данной местности создавался свой центр, независимо
от других. Центр этот на месте строил всю работу, создавал всю организацию.
Наша партия, в противоположность «Народной Воле», фактически складывалась с
низов, с периферии, а не от центра. Местные штабы создались у нас при отсутствии
центрального штаба. При росте движения перед каждым таким местным штабом
неотложно стояла двоякая задача — с одной стороны, сгруппировать вокруг себя
свой местный отряд, организационно закрепить уже распропагандированных рабочих,
а с другой — соединиться с остальными действующими независимо от него местными
штабами в одну партийную организацию, слить все уже имеющиеся на лицо отряды в
одну партийную армию.
Ещё одна особенность резко отличала историю образования
нашей партии от истории старых революционных организаций. Наши местные
организации выживали и могли развиваться и укрепляться лишь там, где уже имелось налицо стихийное рабочее
движение или, по крайней мере, существовали элементы этого движения. В
большинстве случаев нашим организациям приходилось не вызывать движение, а
руководить уже стихийно, помимо их участия начавшимся движением, развивать его,
придавать ему сознательную форму, сообщать ему классовый характер.
Благодаря именно этой живой связи наших организаций с
массовым движением, наша партия и не могла уподобиться старым революционным
партиям. Сохраняя строго конспиративную форму, по внешности похожую на
народовольческую, местные социал-демократические организации фактически
становились ответственными перед движением. С самого начала они должны были
стать демократическими по духу своей работы, не будучи таковыми по способу
пополнения своего состава[22].
В этом-то и заключалось глубокое различие между нашей партией и другими
революционными партиями. И вот причина, почему группа «Освобождение Труда» не
смогла в своё время сыграть роли нашего партийного центра. Она сложилась и
развивалась вне связи с массовым движением; её первые шаги не были проникнуты
тем демократическим духом, которым отличалась работа организаций наших
практиков на местах.
Итак, раз история нашего движения не создала центра,
подобного центру «Земли и Воли», раз такой центр, в силу фактических условий,
не мог развиться на заре нашего движения, все проекты Плеханова и Аксельрода о
создании партии на манер землевольческой, или народовольческой оставались и не
могли не оставаться пустыми, бессодержательными и бесполезными для местных
работников фразами. Само собой поэтому разумеется, что организационный план
группы «Освобождение Труда» не мог вовсе приниматься в расчёт действовавшими в
России практиками.
[1]
Плеханов «Социализм и политическая борьба». Сборн. «На два фронта». Женева
1905 г., стр. 75.
[2]
Плеханов «Социализм и политическая борьба». Сборн. «На два фронта». Женева
1905 г., стр. 78.
[3]
Плеханов «Социализм и политическая борьба». Сборн. «На два фронта». Женева
1905 г., стр. 78.
[4]
Плеханов «Социализм и политическая борьба». Сборн. «На два фронта». Женева
1905 г., стр. 82.
[5]
Плеханов. «Политические задачи русских социалистов». «Социалист» Женева Июнь
1889 г.
[6]
«О социал-демократии в России». Послесловие к Туну. Стр. 390.
[7]
«Задачи рабочей интеллигенции в России». Предисловие ко 2‑му изд. Женева
1893 г., стр. II.
[8]
«Задачи рабочей интеллигенции в России», стр. 15.
[9]
«Задачи рабочей интеллигенции в России», стр. 15–16. Во всех случаях, кроме
отмеченных в тексте, курсив мой. М. Л.
[10]
Обе вещи написаны были в 1893 г.
[11]
«Рабочее движение в Костроме». Женева, 1902 г., стр. 6–7.
[12]
Подробности о стачке см. в «Работнике» 3–4 кн., стр. 64–68.
[13]
«Рабочее движение в Костроме», стр. 12.
[14]
См. «Рабочее движение в Харькове». Женева, 1900 г.
[15]
Программа Исполнительного Комитета «Народная Воля» № 3, 1 янв.
1880 г.
[16]
Объяснение А. Михайлова на суде. Прибавление к № 8–9 «Народной Воли»
1882 г
[17]
Передовица из № 8–9 «Народи Воли», февраль 1882 г.
[18]
См. об этом Календарь Народной Воли. «Подготовительные работы партии».
[19]
См. об этом Календарь Народной Воли. «Подготовительные работы партии».
[20]
См. об этом Календарь Народной Воли. «Подготовительные работы партии».
[21]
Объяснения на суде. Прибавл. к № 8–9 Народной Воли.
[22]
Об этом не мешало бы подумать тем партийным литераторам, которые в настоящее
время говорят об интеллигентском, не демократическом характере нашей партии.
Комментариев нет:
Отправить комментарий