Гегелевская философия, как и всякая другая философия,
является продуктом своей эпохи. Она — продукт эпохи буржуазных революций,
величественное теоретическое построение. Она — отражение в идеологической сфере
классовых конфликтов конца XVIII и первой четверти XIX в. Гегелевская
философия — продукт эпохи Великой французской революции конца XVIII в.
Гегелевская диалектика — революционная сторона его учения,
эта «алгебра революции» — представляет собой теоретическое обобщение в
абстрактных категориях логики революционных процессов этого исторического
периода. На гегелевском хоть и идеалистическом, но всё же революционном учении
о единстве и борьбе противоположностей, как основе всякого развития, на
гегелевском учении о скачке, на его революционном учении об отрицании отрицания
лежит печать революционной эпохи, эпохи буржуазных революций.
Непосредственное влияние революционных битв этого
исторического периода особенно чувствуется в гегелевской «Феноменологии духа»,
в этом наиболее революционном его произведении.
Гегель всегда с большим восторгом отзывался о Французской
революции. В своей «Философии истории» он писал о ней следующее: «С тех пор,
как солнце светит на небе и вокруг него обращаются планеты, ещё никогда не
было, чтоб человек становился на голову, т. е. перестраивал действительность
по идеям. Анаксагор первый сказал, что разум управляет миром, но только теперь
впервые человек дошёл до признания, что мысль должна господствовать в сфере
духовной деятельности.
Это был величественный восход солнца. Все мыслящие люди
радостно приветствовали наступление новой эпохи. Торжественное настроение
господствовало над этим временем, и весь мир проникся энтузиазмом духа, как
будто совершилось впервые его примирение с божеством».
В этой характеристике Французской революции однако весь
Гегель: Гегель идеалист и одновременно Гегель диалектик; Гегель буржуазный революционер мысли, в котором
чувствуются, как он сам о себе говорил, «взрывы революционного гнева», — и
Гегель реакционер, Гегель идеалист,
Гегель создатель своей системы, стоившей ему, по его же признанию, «более тяжёлой
работы мысли, чем метод», и направленной в конце концов на оправдание прусской
монархии.
Маркс, характеризуя философию Канта, писал, что это была «немецкая теория французской революции».
Эта характеристика может быть с правом отнесена ко всей немецкой классической
философии, в особенности к Гегелю. В чём существо этой специфической
характеристики, в чём существо немецкой теории революции, хорошо выясняет
Энгельс в «Людвиге Фейербахе». Он там пишет:
«Подобно тому, как во Франции XVIII в., — в Германии
XIX столетия философская революция служила введением к политическому
перевороту. Но как непохожи одна на другую эти философские революции. Французы
ведут открытую войну со всей официальной наукой, с церковью, часто даже с
государством; их сочинения печатаются по ту сторону границы, в Голландии, в
Англии, а сами они нередко переселяются в Бастилию. Напротив, немцы —
профессора, государством назначенные наставники юношества; их сочинения —
одобренные начальством руководства, а система Гегеля — венец всего философского
развития — как бы возводится даже в чин королевско-прусской государственной
философии. И за этими профессорами, в их педантически темных словах, в их
неуклюжих скучных периодах скрывалась революция?!
Французская буржуазия штурмует твердыни феодализма,
устраивает революционный террор против дворянства, воюет с феодальной реакцией
всего мира; немецкая же буржуазия, — дряблая и бессильная в борьбе с
феодализмом, с прусским юнкерством, создаёт в лице своих идеологов революцию в
области духа, в области мышления, чтоб на практике примириться с прусской
монархией и даже это примирение теоретически обосновать. «Философия права»
Гегеля — произведение, освящающее монархию Фридриха Вильгельма II
абсолютным духом его философской системы.
Крупнейшие философские системы, накладывающие отпечаток на
развитие философии, являющиеся определёнными историческими ступенями в этом
развитии, вроде например гегелевской философии, являются продуктом,
отображением и выражением в области идеологии классовых отношений своей эпохи в
целом. В этом смысле мы говорим о гегелевской философии как об идеологии и
продукте всей эпохи буржуазных революций. Однако тот или другой идеолог
вырастает из отношения классов, из состояния классовой борьбы своей родины. Будучи
продуктом всей эпохи буржуазных революций конца XVIII и начала XIX в. в
целом, гегелевская философия одновременно с этим является продуктом немецких
условий, немецких классовых отношений. Гегель — идеолог немецкой буржуазии
первой половины XIX столетия. Этим объясняются специфические реакционные выводы
его системы. Энгельс в этом же «Людвиге Фейербахе» писал: «Итак уже одни
внутренние противоречия системы достаточно объясняют, почему крайне
революционный метод мышления привёл к очень мирному политическому выводу.
Впрочем, специфической формой этого вывода мы обязаны тому, что Гегель был
немец и, подобно своему соотечественнику Гёте, — порядочный филистер. Гегель,
как и Гёте, был в своей области Зевс-Олимпиец, но ни тот, ни другой не мог
вполне отделаться от духа немецкого филистерства».
Такова в общих чертах социальная подоплёка основного
противоречия, проникающего от начала и до конца в гегелевскую философию —
противоречие метода и системы его. «Но это значило признать абсолютной истиной,
— пишет Энгельс, — всё догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в
противоречие с его диалектическим методом, разлагающим всё догматическое».
Гегелевская диалектика как самое всестороннее, как самое
богатое содержанием, как самое глубокое учение о развитии — считает Ленин —
является величайшим приобретением немецкой классической философии. Гегелевская
диалектика, была Марксом — Энгельсом перевёрнута с головы на ноги, была
материалистически переработана. Материалистическая диалектика является
«коренным теоретическим основанием марксизма». В мою задачу не входит сейчас
давать подробную характеристику всей системы Гегеля; я остановлюсь только на
некоторых основных моментах, характеризующих гегелевское учение как теорию
идеалистической диалектики, с тем чтобы на анализе и раскрытии ограниченностей
и внутренних противоречий этой теории показать, как Маркс, Энгельс преодолевают
эти противоречия, как Маркс, Энгельс создают
теорию материалистической диалектики и как Ленин её дальше развивает.
Несомненно, гегелевская «Наука логики», которая и есть его развёрнутая
идеалистическая теория диалектики, представляет собой крупнейшее произведение
во всей мировой философской литературе, после блестящей плеяды французских
материалистов.
В чём состоят основные характерные черты гегелевской
идеалистической теории диалектики? Нам придётся здесь из всей суммы этих
проблем отметить только те, которые необходимы для того, чтоб понять существо
этой теории, а также основные проблемы теории материалистической диалектики.
Это следующие проблемы: 1) абсолютный,
объективный идеализм Гегеля, 2) единство,
тожество логики и теории познания у Гегеля на идеалистической основе, 3) всесторонняя картина диалектических
законов на идеалистической основе, 4) основные, внутренние противоречия
гегелевской системы в целом и гегелевской «Логики» в особенности.
Известно, что Гегель — абсолютный идеалист. Абсолютность его
идеализма заключается в том, что в центре всей его философской системы, в
центре всей его логики в особенности, находится развитие абсолютной идеи. Можно
сказать так: гегелевская философия, вся его система в целом имеют по существу один-единственный предмет, и этот
один-единственный предмет — это развитие
абсолютной идеи в различных её формах и видах проявления и осуществления.
Гегель — объективный
идеалист. Гегель понимает субъект совершенно иначе, чем понимается субъект
в других философских системах, в частности у Канта и т. д. Гегелевский
субъект — это не конкретный эмпирический человек; гегелевский субъект — это не
индивидуум с ограниченным индивидуальным сознанием; гегелевский субъект — это
не конечный человеческий дух. Субъект его философии — это объективированное сознание, это бесконечный мыслящий дух, мысль в
себе и для себя; гегелевский субъект — это абсолютная идея, проявляющаяся между
прочим и в конечном человеческом духе. Вот что является основным предметом всей
его «Логики». В этом смысле Гегель — абсолютный объективный идеалист.
Как он на основе своего тожества субъекта и объекта, на
основе своего объективного и абсолютного идеализма понимает, что такое логика?
В «Науке логики» он следующим образом определяет, что
является предметом логики и что она представляет собой:
«Тем самым чистая наука предлагает освобождение от
противоположения сознания. Она содержит в себе мысль, поскольку последняя есть
также вещь в себе самой, поскольку она есть также чистая мысль. Как наука,
истина есть чисто саморазвивающееся
сознание и имеет образ самости, которая есть в себе и для себя сущее
познаваемое понятие, понятие же как таковое есть сущее в себе и для себя. Это
объективное мышление есть содержание чистой науки. Последняя поэтому в
такой малой мере формальна, сколь мало лишена материи для действительного и
истинного познания, что её содержание, напротив, есть единственно абсолютно
истинное, или если тут можно употребить слово «материя», но такая материя, формы
которой не есть нечто внешнее, так как эта материя есть собственно чистая
мысль, стало быть абсолютная форма. Логику
следует поэтому понимать как систему чистого разума, как царство чистой мысли.
Это царство есть истина, как она без покрова есть сама в себе и для себя.
Можно поэтому выразиться так, что: это содержание и есть изображение бога, каков он есть в своей вечной сущности до
сотворения мира и конечного духа».
В этой довольно длинной выписке дана сущность гегелевской
трактовки логики. Здесь очень ярко выражен абсолютный, объективный идеализм его
философии, выражена также его диалектика и внутреннее органическое противоречие
его системы. Из этой характеристики гегелевской логики можно сделать прежде
всего следующий вывод: Гегель на идеалистической основе пытается разрешить проблему содержания
и формы в логике, проблему исторического
и логического абстрактного и конкретного и т. д. Из этого определения
логики получается, что логика сама по себе истина, и является содержанием
самого по себе и в самом себе развивающегося мышления. Окружающий внешний мир
по Гегелю есть по существу только прикладная логика. История есть также
прикладная логика. Природа и общество — то же самое. Везде и всюду он пытается
находить определения логики, вместо того чтобы постигнуть «своеобразную логику
своеобразного предмета», как говорил Маркс. Приведём некоторые характеристики
Маркса из его «Критики философии права», в которых дана исключительная по своей
глубине критика гегелевского идеализма. Характеризуя систему и метод Гегеля,
Маркс пишет: «Интерес направлен только на то, чтобы в каждом элементе, будь то
элемент государства, будь то элемент природы, снова найти чистую идею»,
«логическую идею», действительные же субъекты, как например здесь «политическое
устройство», становятся простыми названиями
идеи, и мы в результате имеем только видимость действительного познания.
Эти субъекты суть и остаются непонятыми, не постигнутыми в их специфической
особенности определениями» («Архив М. — Э.», т. III, стр. 149). Маркс
обнаруживает пустоту построений Гегеля, которая получается у него в результате
его идеализма, и произвольность многих
его построений, проистекающих — вопреки его диалектическому методу — из его
идеалистической системы, из его стремления к законченной, замкнутой системе.
Маркс и Энгельс были единственными мыслителями, которые дали
наиболее глубокое истолкование «живого» в гегелевской философии, гениально
раскрыв внутреннюю борьбу «живого» и «мёртвого» в системе великого немецкого
идеалиста-диалектика. Вот ещё одно место из марксовой «Критики философии
права», характеризующее слабости гегелевского идеализма, как и идеализма в
целом. «Конкретное содержание, — пишет Маркс, — действительное определение
выступает как формальный момент, совершенно же абстрактное определение формы
выступает как конкретное содержание. Сущность определений государства состоит
не в том, что они являются определениями государства, а в том, что они в своей
наиболее абстрактной форме могут быть рассматриваемы как логико-метафизические
определения. Центр тяжести интереса лежит не в сфере философии права, а в сфере
логики («Архив М. — Э.», т. III, стр. 153).
Из вышеприведённого гегелевского определения логики мы
видели, что Гегель на почве своего идеализма хотел разрешить проблему формы и
содержания в «Логике». Этот момент Ленин неоднократно отмечает, характеризуя
гегелевскую логику. Так, по поводу гегелевского положения, в котором он
критикует Канта, «неверно, что они — «внешние формы», «формы, кои суть лишь
формы на содержании, а не само содержание», Ленин отмечает: «Гегель же требует
логики, в коей формы были бы содержательными формами, формами живого, реального
содержания, связанными неразрывно с самим содержанием» (IX сборник, стр. 39).
Приводя далее гегелевскую мысль о том, что к «мысленному рассмотрению должны
быть привлечены не только «внешняя форма», но и содержание», что «с этим
введением содержания в соображения логики» «предметом становятся не вещи, а
суть, понятие вещей», — Ленин, отмечая важность этих моментов, даёт
одновременно чрезвычайно глубокую материалистическую трактовку этой проблемы:
«не вещи, а законы их движения материалистичны», — пишет он («Ленинский
сборник» IX, стр. 43).
Ставя так вопрос о форме и содержании, Гегель даёт
чрезвычайно интересную и глубокую критику формальной логики. Страницы Гегеля, посвящённые
критике формальной логики, особенно в его 3‑й части, где он разбирает
формальное суждение, умозаключение и формальное понятие, и во 2‑й части, в
главе о единстве противоположностей, — это замечательные страницы.
По какой линии идёт у него эта критика формальной логики? Он
критикует пустоту формальной логики, отрыв формы от содержания, он говорит,
что формальная логика есть только пустое
перечисление форм мышления, что формальная логика не знает перехода одной формы в другую, не знает
движения этих форм. Он показывает безжизненность и застывшую мертвенность
формальной логики и выдвигает в противовес этому своё понимание понятия,
связанное со всей его системой в целом. Гегелевское понятие — антипод
формально-логическому понятию. Однако это антипод идеалистический. Понятие у
Гегеля — это тождество формы и содержания, субъекта и объекта, полное сведение
бытия к мышлению. Гегелевское понятие — демиург действительности. Его понятие —
идеалистическое единство противоположностей.
Чтобы преодолеть безжизненность, мёртвую пустоту формальной
логики, «достойную презрения и насмешки», как он выражается, Гегель придал
понятию жизненность, внутреннюю борьбу противоречий, самодвижение. Чтоб
преодолеть формализм, Гегель в своей философии, в своём учении о понятии
срастил мыслительную форму с содержанием. Однако
это сращение, отождествление оказывалось таким, что понятие преодолевало,
пожирало предметный, объективный мир.
Чтобы нанести удар по статическим, пустым мёртвым формам
формальной логики, Гегель придал им самодвижение. Однако это есть самодвижение
понятия как демиурга действительности. Чтобы раскритиковать и преодолеть
дуализм формы и содержания, характерный для Канта, чтобы отказаться от
«внешности» форм, Гегель вводит содержание в рассмотрение логики; однако это
содержание вовсе не есть содержание объективного материального процесса — это
мыслительное содержание, это духовное содержание.
Таким образом единство формы и содержания, которое даёт в
своей «Науке логики» Гегель, есть единство на почве идеализма. Являясь шагом вперёд
по сравнению с пустой формалистикой формальной логики, по сравнению с априорными
формами Канта, Гегель всё же даёт только видимость разрешения проблемы. Только
диалектико-материалистическая точка зрения, только логика в марксистском её
понимании, последовательно и до конца проведённая, только такая точка зрения
единства противоположностей действительно разрешает проблему формы и
содержания. В этой связи становится понятным глубокое содержание ленинского определения
логики. «Логика, — пишет он, в IX Сборнике, на стр. 41, — есть учение не о
внешних формах мышления, а о законах развития «всех материальных, природных и
духовных вещей», т. е. развития всего конкретного содержания мира и
познания его, т. е. итог, сумма, вывод истории
познания мира».
В своей статье «К вопросу о диалектике» Ленин указывает:
«Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма». На основании этого
указания меньшевиствующие идеалисты отождествляли
разрешение этого вопроса у Гегеля и в марксизме. Между тем такое отождествление
сугубо неправильно, представляет собой идеалистическую ревизию марксизма.
Диалектика как теория познания у Гегеля дана на почве идеализма. У Гегеля —
идеалистическое разрешение этого важнейшего вопроса, в марксизме —
материалистическое разрешение его. Дело в том, что для Гегеля диалектика и есть
теория познания идеализма, а для марксизма диалектика есть теория познания
материализма. При этой коренной противоположности общность тут заключается в
том, что и Гегель и марксизм не разрывают и не противопоставляют диалектику и
теорию познания, — и Гегель и марксизм дают образец историчности при подходе к
этой проблеме, однако у Гегеля историчность идеалистическая, в марксизме
подлинная историчность, историчность на базе материализма.
В чём же смысл разрешения этого вопроса у Гегеля? Гегель
первый в истории новой философии нанёс жесточайший удар по антиисторической, метафизической,
так сказать критической, теории
познания Канта. Поскольку вся плеяда неокантианцев вплоть до Макса Адлера
целиком стоит на кантовских позициях в этом вопросе — постольку гегелевская
критика направляется также и против них.
Кант предполагал, что в трактовке основных проблем
философии, в трактовке вопросов познания он сделал такое историческое дело,
такой переворот, который может быть сравним с переворотом, совершенным
Коперником в области астрономии. Суть этого переворота, по мнению самого Канта,
состоит в том, что он создал априорную,
заранее данную до всякого процесса познания теорию познания; что он создал
сверх- и надисторическую, обоснованную вне
процесса познания теорию познания. Кант исходил при этом из совершенно ложной
предпосылки, что для того чтоб обосновать знание, познание, надо выйти за
пределы его, надо отвлечься от процесса познания, надо заранее указать его границы. Одним словом, по меткому выражению
Гегеля, который как раз в это время его критиковал, он хотел научиться плавать,
не входя в воду.
Гегель в этом отношении делает по сравнению с Кантом
гигантский шаг вперёд. На базе своего абсолютного, объективного идеализма он
хочет дать теорию познания, которая
учитывает исторический процесс, исторический путь познания. На базе своего
идеализма он пытается дать логическую картину всемирно-исторического опыта и
исторического познания человечества. Эту сторону гегелевской «Науки логики»
Ленин отмечает многократно в своих конспектах (IX сборник, стр. 79): «Видимо
Гегель берет своё саморазвитие понятий в связи со всей историей философии. Это даёт
ещё новую сторону всей «Логики».
Особенно надо обратить внимание на следующее место Ленина: «понятие (познание)
в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины,
тождество, различие etc) — таков действительно общий ход всего человеческого познания (всей науки) вообще. Таков
ход и естествознания и политической
экономии (и истории). Диалектика Гегеля есть постольку обобщение истории
мысли» (XII сборник, стр. 291).
Отмечая эту важнейшую сторону гегелевского понимания логики,
диалектики и теории познания, отмечая это, Гегель попытался разрешить
диалектически проблему единства исторического и логического — мы не должны
обходить ограниченности Гегеля в этом вопросе — поскольку решение этого вопроса
у него идеалистическое. Действительная история действительного процесса
познания на основе практики не является для него базой для логических законов и
категорий, которые и представляют собой мыслительные формы, отражающие этот
процесс, а, наоборот, базой, основой исторического является у него логическое.
Гегелевская «Феноменология духа» и «Наука логики» — суть два
произведения, которые дополняют друг друга, находясь между собой в органической
связи. Трудно понять одно из этих произведений без другого.
Для интересующего нас вопроса «Феноменология духа» имеет
исключительно большое значение. Энгельс в «Людвиге Фейербахе» следующим образом
характеризовал это произведение Гегеля: «Её можно было бы назвать параллельно эмбриологии
и палеонтологии духа, развитием индивидуального сознания на различных его
ступенях, рассматриваемых как сокращённое
воспроизводство ступеней, исторически пройденных человеческим сознанием».
«Феноменология духа» благодаря своему историзму,
благодаря огромному историческому чутью и материалу, который проработан у
автора, благодаря глубокой революционной насыщенности, которая содержится в
этой книге, стоит значительно выше так называемых «критических» кантовских
работ, посвящённых вопросам теории познания. Однако и здесь идеализм Гегеля,
которым от начала и до конца проникнута эта книга, не даёт Гегелю возможности
полностью разрешить поставленные вопросы. Результат всей его «Феноменологии
духа» — это тождество субъекта и объекта, сознания и предмета, чистая мысль,
чистое самосознание, абсолютная идея.
Историзм — величайшая идея теории познания, проводимая
Гегелем в трактовке логики. Однако действительная история подчинена у Гегеля
логике: действительная история по Гегелю есть история саморазвития духа,
вернее, действительная история есть осуществление развития абсолютного духа.
Практика вводится Гегелем в теорию познания, в логику. Об этом мы также находим
целый ряд указаний у Ленина. Однако и здесь практика Гегелем понимается в
идеалистическом духе, практика суть только практика духовная, мыслительная.
Итак, Гегель даёт постановку важнейших вопросов, высоко
подымающих его над Кантом. Он даёт нам тождество диалектики, логики, теории
познания, однако тождество на идеалистической основе. Именно идеализм Гегеля
обусловливает всю ограниченность его и те противоречия, которые характерны для
его философии.
Основное внутреннее противоречие гегелевской философии —
это, как мы уже видели, противоречие между методом и системой, противоречие
между абсолютным идеализмом и диалектическим методом. Для диалектического
метода нет ничего раз навсегда установленного; безусловного, абсолютного.
Диалектика видит на всём печать неизбежного падения и «ничто не может устоять
перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения,
бесконечного восхождения от низшего к высшему» (Энгельс). Между тем сам Гегель строил всеохватывающую, абсолютную,
законченную и замкнутую в себе самой систему: «И тот же Гегель, который в своей
логике указывал, что вечная истина есть не что иное, как именно логический (т. е.
значит и исторический) процесс, тот же самый Гегель увидел себя вынужденным
положить конец этому процессу, так как надо было ему закончить свою систему...
Но это значило провозгласить абсолютной истиной всё догматическое содержание
системы Гегеля и тем стать в противоречие с его диалектическим методом,
разлагающим всё догматическое» (Энгельс,
Людвиг Фейербах).
Это противоречие проходит красной нитью по всем философским
произведениям Гегеля. Метод требует конкретного анализа конкретного материала,
действительного исторического пути развития — идёт ли речь о природе, об
обществе, о различных формах общественного сознания, о праве и государстве и
т. д., между тем система требует уложить всё в прокрустово ложе категорий,
абсолютной идеи, чистой мысли и т. д. и т. п. Отсюда — удивительные
иногда по своей наивности выкрутасы, произвольность в построении и конструкции
системы, мистика в понимании переходов и т. д., насилование
действительности, лишь бы не пострадала честь системы.
Однако не надо понимать вульгарно
противоречие между методом и системой у Гегеля. Иногда представляют себе дело
таким образом, будто диалектика и идеализм Гегеля расположены на разных полках,
что они исключительно внешне друг с другом связаны, что очень просто взять
диалектику и отбросить систему.
Между диалектическим методом Гегеля и его идеалистической
системой существует не только противоречие, но также и внутреннее единство. У
Гегеля — диалектический идеализм или идеалистическая диалектика. Диалектика и
идеализм у него, метод и система не только противоречат друг другу, но также
внутренне друг с другом согласованы. Это исторический факт, вызванный определёнными
историческими условиями, обусловленный определённой исторической обстановкой. В
условиях Германии конца XVIII в. и первой половины XIX в. диалектический метод мог развиваться только
в идеалистической форме. Однако эта же историческая обстановка с внутренним
противоречием, с определённым отношением классов обусловливала также и в идеологических отражениях (одним из таких
наиболее мощных и является гегелевская философия) глубокие внутренние противоречия.
Сама философская система Гегеля — лучший пример
диалектического единства и борьбы противоположностей, лучший пример правоты
метода его перед системой.
Великолепную материалистическую критику идеалистической
системе Гегеля, её исходному идеалистическому пункту давал уже Фейербах. Он
писал: «Учение Гегеля о том, что идея
полагается перед реальностью и природой, является лишь рациональным выражением
теологического учения о том, что природа, материальная сущность, сотворена
богом, нематериальным, т. е. абстрактным, существом. «В конце «Логики» это
даже приводит абсолютную идею к «фантастическому решению» собственноручно и документально подтвердить её
происхождение из теологического неба» (т. I, стр. 71). Правильно отмечает
Фейербах, что благодаря идеализму «сущность гегелевской логики есть сущность
природы и человека, однако без сущности,
без природы, без человека».
Надо сказать, что даже идеалисты-философы правильно
нащупывают внутреннее противоречие системы Гегеля. Особенно интересен в этом
отношении Тренделенбург. Тренделенбург обрушивается в своей критике Гегеля на предметный, содержательный характер его логики, с точки зрения чистого
формалиста.
Критика Тренделенбурга, которая кажется ему самому
сокрушительной критикой диалектики, для нас интересна как раз в том отношении;
что бьёт она по исходному идеалистическому пункту Гегеля и показывает только
правоту материалистической диалектики. «Когда один идеалист бьёт другого
идеалиста, выигрывает материализм» (Ленин).
Тренделенбург не согласен с революционной диалектикой Гегеля, он хочет бить именно
её, а здорово попадает (не в бровь, а в глаз) в идеалистический исходный пункт
Гегеля, в идеалистический характер
диалектики.
Исключительно большое значение для критики идеализма Гегеля,
для раскрытия внутренних противоречий его философского учения имеет работа
Маркса «Критика гегелевской философии права». Эта работа в совершенно
недостаточной степени изучена и использована. Это и неудивительно, ибо меньшевиствующий
идеализм в своей прежней работе даже и не видел задачи критики идеализма
Гегеля. Маркс в упомянутой работе показывает, как в силу своего абсолютного
идеализма Гегель впадает в дуализм в своём учении. Это дуализм конечно совсем
иного типа, чем у Канта. Гегелевский дуализм есть результат, следствие всей его
идеалистической концепции, есть выражение ограниченности его идеализма, как и
идеализма вообще. Маркс следующим образом характеризует эти противоречия у
Гегеля: «Действительным субъектом у Гегеля становится мистическая субстанция, а
реальный субъект представляется как нечто другое, как момент мистической
субстанции. Именно потому, что Гегель, вместо того чтобы исходит из реального
существа, исходит из предикатов, из всеобщих определений, а между тем всё же
должен быть какой-нибудь носитель, — этим носителем становится мистическая
идея. Тут-то и сказывается гегелевский дуализм, в силу которого Гегель вообще
не рассматривает как действительную сущность действительно конечного, т. е.
соответствующего, определённого, или действительное существо не считает подлинным субъектом бесконечного».
Маркс указывает, что это есть один из основных недостатков
гегелевской концепции. Маркс показывает, как проявляется этот дуализм у Гегеля
в разных формах. Так например, он показывает, как пренебрежение у Гегеля к
эмпирической реальности вообще, вытекающей из его оценки сферы развития
абсолютного духа, вызывает обращение у Гегеля к первой попавшейся эмпирической
реальности вследствие неизбежной «тоски по содержанию». Маркс пишет: «Это
превращение субъективного в объективное и объективного в субъективное (которое
является следствием того, что Гегель хочет писать историю жизни абстрактной
субстанции, идеи, следствием того, что согласно его концепции, таким образом, человеческая
деятельность должна выступать, как деятельность и результат чего-то другого,
следствием того, что Гегель хочет заставить действовать, как некую воображаемую
единичность, существо человека,
взятое само по себе, вместо того чтоб заставить его действовать в его действительном человеческом существовании)
имеет своим необходимым результатом, что эмпирическая
реальность некритически принимается за действительную истину идеи, ибо речь
идёт не о том, чтобы эмпирическую реальность свести к её истине, а о том, чтоб
истину свести к какой-либо эмпирической реальности: «в таком случае первая
попавшаяся эмпирическая реальность развивается как реальный момент идеи».
Марксова критика гегелевской философии права требует
специального разбора. Мы не можем здесь на этом вопросе более подробно
останавливаться, нам хотелось на двух примерах показать, как велики внутренние
противоречия гегелевской философской системы, его идеалистической теории
диалектики. Ленин, говоря о противоречиях гегелевского идеализма, даёт очень глубокую
их характеристику. Он писал: «Абсолютная идея Гегеля собрала вместе все
противоречия кантовского идеализма, все слабости фихтеанства». Идеализм Гегеля,
являясь высшим видом идеализма, обнаруживает в «снятом» виде все противоречия
всякого типа идеализма, предшествовавшего ему, все нелепости идеализма.
Идеализм Гегеля, «подойдя вплотную к материализму и частично даже перерастая в
него», вместе с тем даёт картину наиболее глубоких противоречий, в которые
впадает идеализм вообще. Умея критиковать и разоблачать гегелевский идеализм,
мы должны по указаниям и примерам Ленина уметь обнаруживать рациональные зёрна
в гегелевской философии, материалистически их перерабатывая. Никоим образом
нельзя забывать высоких оценок гегелевской диалектики, имеющихся в работах
Маркса, Энгельса, Ленина, которые вместе с тем показали, что подлинная
диалектика может быть только материалистической диалектикой, что действительная
диалектика совместима только с материализмом, что действительное преодоление
противоречий, указанных выше, происходит только на почве диалектического
материализма.
Комментариев нет:
Отправить комментарий