Изложенное марксистско-ленинское
понимание классов показывает, что классы возникли
на определенном этапе исторического развития; марксистско-ленинская теория
классов показывает, что возникновение классов было необходимо обусловлено
развитием материальных производительных сил и что то же развитие
производительных сил и революционная борьба пролетариата, установление его
диктатуры должны на определенной ступени привести к уничтожению классов. Между тем как мы уже выяснили, буржуазным
ученым выгодно изобразить дело таким образом, что существующий
капиталистический способ производства и существование классов является вечным и
«естественным» явлением. С этой целью выдвигаются различные буржуазные теории
классов — теория «органического» разделения труда в общественном организме,
теория, объясняющая господство привилегированных классов их «природными
способностями» и т. д.
Особенно видное место среди
буржуазных теорий занимает так называемая теория
насилия. Теория насилия пытается объяснить возникновение классов не
материальным развитием производительных сил, а политическим насилием,
завоеванием одного народа или расы другим. Так Дюринг считал, что «форма
политических отношений составляет основу истории, экономическая же зависимость
есть явление производное или частный случай, а потому всегда остается
второстепенным фактом». Поэтому политическое насилие, порабощение одного
человека другим, по мнению Дюринга, является основой эксплуатации в
хозяйственной деятельности людей.
Возражая Дюрингу, Энгельс указывал,
что насилие возможно только тогда, когда уже развилась производительность
труда, когда существует прибавочный продукт. Без этого экономического фактора
голое насилие было бы лишено какого-либо смысла. Прежде чем существует возможность
производить насильственное присвоение чужого труда и имущества, необходимо
наличие неравенства в распределении. В лучшем случае насилие может
перераспределить то, что уже экономически существует. «Прежде чем рабство
делается возможным, — говорит Энгельс, — необходимы, следовательно, известная
ступень производства и некоторое неравенство в распределении»[1].
А возникновение частной
собственности происходило на основе развития производительных сил.
Следовательно, классы своим возникновением обязаны развитию производительных
сил и частной собственности. Вместе с развитием классового неравенства возникли
и политическое неравенство, и насилие. Теория насилия движущую пружину
исторического развития видит не в материальных производительных силах, а в
политических учреждениях. Ничего не объясняя, она насилует действительный
исторический ход возникновения классов и дает идеалистическое объяснение
истории.
Но и среди теоретиков, называющих
себя «марксистами», мы сталкиваемся с многочисленными извращениями марксистко-ленинской
теории классов. Все эти извращения при всем их многообразии имеют одну общую
установку: все они смазывают непримиримость
классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией и ведут к отрицанию диктатуры пролетариата.
В общих чертах эти теории можно разделить
на две группы: 1) распределительные теории классов и 2) технико-организационные
концепции классов.
Наиболее вульгарной формой
распределительной теории классов является утверждение, что принадлежность к
тому или другому классу определяется в
зависимости от величины дохода. С этой «количественной» точки зрения и в
среде пролетариата можно найти в свою очередь несколько классов в зависимости
от величины дохода. Точно так же и в среде буржуазии можно насчитать несколько
классов. Ненаучность этой теории ясна сама собою. Политический вред для
пролетариата в этой теории заключается в том, что она пытается разорвать
единство рабочего класса и притупить противоречия между пролетариатом и
буржуазией.
Более тонкой ревизией марксизма при
определении классов является распределительная теория, усматривающая
классообразующий момент в источниках
дохода. Такой характер носит теория классов, например, у виднейшего
теоретика социал-фашизма Каутского. Еще в 1903 г. Каутский полагал, что общность источников дохода, и вытекающая
отсюда общность интересов и противоречий образует тот или другой класс. В своей
работе «Классовые интересы — особые интересы — всеобщие интересы» Каутский
определял классы следующим образом: «Теперь мы уже видим, что образует разные
классы. Не только общность источников доходов, но также и вытекающая отсюда
общность интересов, и общность противоречия интересов по отношению к другим
классам, из которых каждый стремится уменьшить источники дохода других классов,
чтобы расширить свои». Каутский видел таким образом классообразующий момент в
общности источников дохода и в борьбе классов за эти источники, забывая о том,
что сама общность источников дохода определяется отношением людей к средствам
производства, определенным местом в определенной исторической системе
производства.
Чтобы понять ошибочность позиции
Каутского, достаточно привести простой пример: рабочий получает заработную
плату от капиталиста, продавая свою рабочую силу. У этого же самого капиталиста
может получать заработную плату художник, работающий над рекламой. И рабочий и
художник получают заработную плату, продавая свою рабочую силу. Источник
доходов у них общий: продажа рабочей силы. Однако один из них принадлежит к
пролетариату, одному из основных классов капиталистического общества, а другой
к интеллигенции — к промежуточному слою. Что общего между рабочим на фабрике и
художником или счетоводом в конторе той же фабрики? Общим является то, что оба
живут и работают в капиталистическом обществе, оба они лишены средств
производства, оба они имеют один и тот же источник дохода — продажу своей
рабочей (физической и интеллектуальной) силы. Но в чем различие между ними? В
том, что рабочий стоит непосредственно у станка, создавая прибавочную
стоимость, занимает определенное место в процессе производства и выполнят иную роль в общественной организации труда
— в отличие от художника или счетовода. Капиталист выжимает все возможное из рабочего
класса, нередко давая поблажки управленческому и конторскому персоналу.
Каутский, определяя классы по источникам дохода, смазывал различие между
пролетариатом и мелкобуржуазной интеллигенцией, служащими и т. д. Кроме
того, выбрасывая из признаков классов место в капиталистическом способе
производства, и отношение к капиталистическим средствам производства, — он
оппортунистически затушевывал основную задачу рабочего класса — уничтожение
капиталистической собственности.
Кроме того, для Каутского различные
общественные интересы не все являются интересами классовыми. «Совокупность
существующих в каком-нибудь обществе классовых интересов не составляет еще
совокупности всех имеющихся в нем общественных интересов вообще.
Художественные, научные интересы, интересы пола и т. п. очень часто не
являются классовыми интересами»[2].
Поэтому Каутский считал, что партия не может ограничиться защитой классовых
интересов. Кроме классовых интересов, партия, по Каутскому, должна защищать еще
и так называемые общественные, общие интересы. Уже в этой работе мы имеем таким
образом теоретическое обоснование будущего социал-империализма Каутского, идеи
защиты буржуазного «отечества» с его «общественными интересами» во время
империалистской войны.
В последней своей работе «Материалистическое
понимание истории» Каутский находит нужным «дополнить» свою
буржуазно-распределительную теорию классов. Дополняет свою теорию классов
Каутский здесь тем, что, в противоположность т. Бухарину, подчеркивает
момент распределения средств производства между классами.
«Деление на классы, — пишет
Каутский, — враждебно противостоящие друг другу, начинается не с момента
разделения производителей на руководителей и исполнителей, но с деления членов
общества на владеющих средствами производства и не владеющих ими. Проблема
образования классов есть вопрос распоряжения средствами производства, а вместе
с тем также и произведенными при их помощи продуктами»[3].
Но, подчеркивая значение
распределения средств производства, Каутский только затушевывает буржуазный характер
своей распределительной теории. Он по-прежнему отрывает от распределения
средств производства роль класса в
общественной организации труда, которая в единстве с отношением к средствам
производства определяет место класса в исторически определенной системе
производства. Одновременно Каутский окончательно порывает с марксизмом в
вопросе о происхождении классов и государства. Научное понимание возникновения
классов и государства, которое изложил Энгельс, Каутский считает только «гипотезой», посвящая специальную главу
«критике гипотезы Энгельса». В результате этой критики Каутский скатывается к
буржуазной теории насилия.
Возникновение классов, т. е. общественной дифференциации, с точки зрения
Каутского, нельзя объяснить на основе внутреннего развития общины. Для
возникновения классов требуется военное столкновение одной общины с другой и
военное порабощение. «Дифференциация внутри общины возникает не на почве
прогрессирующего разделения труда, а является скорее следствием столкновения
одной общины с другой. Ее нельзя объяснить на основе лишь внутреннего развития
отдельной общины»[4].
«Для того, чтобы объяснить дифференциацию внутри общин, мы вынуждены выйти за
пределы отдельной изолированной общины. Только на этих путях мы можем найти
зачатки классового деления»[5].
Каутский приходит к заключению, что
классовое деление, нищета, эксплуатация в Ирландии и Восточной Индии
объясняются «политикой насилия, применявшейся чужими завоевателями»[6].
Точно так же государство у Каутского возникает благодаря завоеванию, когда одни
«более воинственные племена нападают на другие племена». Закрепляя свою победу,
завоеватели организуют государство.
Другой теоретик II Интернационала
— Кунов, не считает правильной распределительную теорию классов. Но он точно
так же стремится затушевать классовые различия и классовые противоречия. В
определении классов у Кунова на первый план выступает наличие общих интересов у
данного класса. Но у Кунова, как и у Каутского, само собой разумеется,
существуют и общие интересы для всего
общества, ибо «совместная жизнь и деятельность в обществе невозможны без
известного порядка, а потому все члены общества, поскольку они не отрицают
вообще всякого общественного строя, заинтересованы в поддержании такого
порядка»[7].
Выходит, что в поддержке «порядка» капиталистической эксплуатации
заинтересованы не только буржуазия, но и пролетариат!
По словам Кунова, «Маркс не
оспаривает существования некоторой органической
солидарности интересов между классами внутри общества»[8].
Так, например, по мнению Кунова, все общество заинтересовано в воспрещении и
предотвращении убийств. Но при этом Кунов умалчивает о ежедневном и ежечасном
медленном убийстве сотен тысяч пролетариев на заводах, на фабриках, о голодной
смерти в армии безработных, о том, что вся капиталистическая система в целом
представляет систему массового убийства. Обо всем этом Кунов не говорит ни
слова, предпочитая уводить читателя в другую область: область «моральных»
оценок.
Заинтересован ли пролетариат в
сохранении всей капиталистической системы и поддерживающего эту систему
государства? Социал-фашист Кунов считает, что «рабочий класс сильнейшим образом
заинтересован в государственных учреждениях, в государственной экономической
политике и культурном развитии государства»[9].
С точки зрения Кунова, классовая борьба
может также хорошо вестись и парламентским путем, а «применение грубой силы
отнюдь не является необходимым условием классовой борьбы». Кунов как агент
буржуазии пытается «классовую борьбу» вести в
рамках и пределах существующего капитализма. «Классовая борьба», не
выходящая за пределы капитализма, — вот
смысл учения Кунова. У Маркса классовая борьба должна выводить за пределы старой экономической формации, создавая
новое общество. В этом — революционное содержание теории классовой борьбы.
Оппортунисты направляют свое усилие на то, чтобы вытравить это революционное
содержание и пытаются изобразить такую «классовую борьбу», которая не должна
выводить за пределы капиталистической формации.
В этих же целях Кунов смешивает
пролетариат с люмпен-пролетариатом, который так же мало революционен, как и
мелкая буржуазия. Кунов додумался даже до утверждения, что пролетарий и рабочий
— не одно и то же. С точки зрения Кунова, к пролетариату
принадлежат не только отдельные категории рабочих, но и опустившиеся до босячества
дворяне (типа «барона» в пьесе Горького «На дне»), и бывший фабрикант, которому
нечем жить, неимущий мелкий чиновник и некоторые плохо оплачиваемые мелкие
служащие, и безработные художники и писатели, так называемый «интеллигентный
пролетариат», или «пролетариат стоячих воротничков». Но все эти «пролетарии»,
по мнению Кунова, не принадлежат к
рабочему классу. С другой стороны, согласно Кунову, квалифицированный рабочий,
получающий относительно высокую заработную плату, не является пролетарием.
Таким образом Кунов пытается делить
на классы «рабочих» и «пролетариев» по принципу: имущие и неимущие, лучше или
хуже оплачиваемые. Отмежевавшись на словах от распределительной теории, Кунов
на деле остается на той же самой точке зрения — он исходит из размеров дохода.
Социально-классовый смысл этого
куновского новшества совершенно ясен: буржуазии нужно распылить классовую
сплоченность рабочего. Поэтому она стремится оторвать квалифицированного
рабочего от безработного и неквалифицированного. Для этого буржуазия подкупает
верхушку рабочего класса, оплачивает ее несколько выше за счет колониальных
грабежей и создает рабочую аристократию. Такова капиталистическая практика. Эту
практику теоретик Кунов «обосновывает», подводит под нее теоретическую базу.
Создается полное единство буржуазной практики и социал-фашистской теории!
Распределительные теории классов,
подчеркивая один из моментов определения классов (отношение к средствам
производства), понимают его в смысле простых имущественных различий. Они
отбрасывают исторически определенную систему производства, построенную на
классовой эксплуатации, отбрасывают классовые противоречия. Они отбрасывают и
роль класса в общественной организации труда. В другую ошибочную крайность
впадают технико-организационные теории
классов, которые совершенно упускают из виду отношение к средствам производства
как основу классовой эксплуатации, которые чужды историзму, необходимому при
определении классов. Эти теории выводят принадлежность к тому или другому
классу, исходя из технической роли в
общественной организации производства, которую выполняет то или другое лицо, из
их «расстановки» в техническом процессе.
Наиболее типичными в этом отношении
являются теории классов Богданова и т. Бухарина.
Богданов считал, что классы
возникают потому, что организаторские
функции в обществе все более отделяются от исполнительных функций. В первобытном коммунистическом обществе все
члены общины выполняли одинаковую работу. Но с развитием техники, с разделением
труда и ростом общины появилась потребность в более сложных расчетах и
организации самого производственного процесса. Наряду с непосредственными
выполнителями выросли группы лиц, организующих производство и войны во главе с
патриархом. Постепенно эта группа лиц, по Богданову, выделилась в особую касту,
задачей которой было только руководить; остальные члены должны были быть только
исполнителями. Так организаторский труд отделился от исполнительного, и
образовались господствующий класс и класс угнетенный.
Богдановская теория происхождения
классов хотя и говорит о развитии производительных сил, но конструирование
классов идет у Богданова, не на основе
развития производительных сил и монополии господства классов на средства
производства, а на основе отделения организаторской роли от исполнительной.
Господствующие классы стали господствующими потому, что они выполняли
руководящую роль в производственном процессе. Господство класса выступает у
Богданова как функция, следствие его руководящей роли в производстве. Если
применить эту теорию к классам феодального капиталистического общества, то это
будет означать, что капиталист потому стал капиталистом, что он когда-то играл
руководящую, организаторскую роль в производстве. На самом деле капиталист
выступает как организатор, руководитель на фабрике только потому, что он
монополист собственных средств производства. Функция руководства принадлежит
ему потому, что он капиталист. Самая руководящая роль капиталиста вытекает из
самого капиталистического способа производства, из места капиталиста в этом
историческом определенном укладе, из отношения его к средствам производства.
Богдановская теория происхождения
классов имеет своей основой его идеалистическое
понимание человеческого опыта и механистическую
методологию, базирующуюся на теории равновесия.
Теория равновесия служит
методологической базой при определении классов и у т. Бухарина. Общество и
природа, как мы уже знаем, у т. Бухарина находятся в равновесии. Точно так
же и в обществе различные элементы находятся в равновесии, потому что различные
классы «так прилажены друг к другу,
что возможно их одновременное существование».
У т. Бухарина речь идет о
равновесии классов. Вместо борьбы
классов, их вечного движения и изменения за исходный пункт берется их застывшее
равновесие. Тов. Бухарин считает, что
борьба классов есть нарушение равновесия. «Борьба и есть нарушение равновесия»[10].
За исходный принцип берется состояние равновесия классов, потом это равновесие
нарушается и вновь устанавливается на новой основе. Борьба классов у т. Бухарина
выступает как производный момент от равновесия между средой и системой, между
природой и обществом. Тов. Бухарин определяет классы как техническую расстановку людей в процессе производства, делая
подчиненным моментом распределение средств производства. Эти различным образом
расставленные люди делятся на классы. «Причем основанием этого деления является
различная роль в процессе производства»[11].
Классовые общественные отношения
людей т. Бухарин сводит «к размещению людей в пространстве». Определенное
размещение людей в пространстве и устанавливает производственные отношения:
«Каждый человек имеет, как мы уже писали, — говорит т. Бухарин, — свое
место точно так же, как винтик в часовом механизме»[12].
Стоит сравнить ленинское определение
классов и определение классов т. Бухариным, чтобы понять всю
механистичность и
эклектичность определения классов у т. Бухарина. Определяя классы, т. Бухарин
выдвигает на первое место как решающий и основной признак классов роль в процессе производства. «Под
общественным классом разумеется совокупность людей, играющих сходную роль в производстве, стоящих в
процессе производства в одинаковых отношениях к другим людям, причем эти
отношения выражаются так же и в вещах (средствах труда)»[13].
Тов. Бухарин главное отличие видит в роли
того или другого лица в производственном процессе, в то время как Ленин
выдвигает на первый план место данного
класса в общественном производстве и, следовательно, отношение к средствам
производства. «Основной признак различия между классами — их место в
общественном производстве, — пишет Ленин, — а, следовательно, их отношение к
средствам производства. Присвоение той или другой части общественных средств
производства и обращение их на частное хозяйство, на хозяйство для продажи
продукта — вот основное отличие одного класса современного общества (буржуазии)
от пролетариата, который лишен средств производства и продает свою рабочую
силу»[14].
На первый взгляд различие
формулировок Ленина и Бухарина может показаться несущественным — чисто
словесным. Могут спросить — «какая же разница между формулировкой: «сходная
роль в производстве» и «место в общественном производстве»? Поясним примером.
Возьмем нарождающегося кулака, который нанимает батрака. Нарождающийся кулак
может работать вместе со своим батраком, может даже столько же работать, как и
батрак. Их «пространственная расстановка», их техническая роль в
производственном процессе, как определяет т. Бухарин, может быть
приблизительно одинакова. И, несмотря на это, их место в общественной организации производства различно. Один
является собственником средств производства, производит товары для продажи,
эксплуатирует наемную рабочую силу, а другой лишен собственности на средства
производства и эксплуатируется кулаком. Один деревенский капиталист, другой — сельскохозяйственный
батрак. Кулак и его батрак занимают совершенно различное место в общественном
производстве, имеют различное отношение к средствам производства. Отсюда и их
классовое различие. Определение классов, данное т. Бухариным, смазывает
существеннейшую сторону определения классов и потому оно и послужило
теоретической основой правого оппортунизма.
Кроме того, бухаринское определение
классов согласно их сходной роли в
производстве страдает крайней абстрактностью и антиисторичностью. Ленинское
определение классов прежде всего выдвигает место классов в исторически определенной системе производства. Ленин вовсе не
случайно выдвигает на первый план исторически определенную систему
общественного производства. Если мы сравним рабов с современным пролетариатом,
то и рабы, и пролетариат не имеют собственности на средства производства;
пролетариат, как и рабы, эксплуатируется; труд рабочего класса, равно как и
труд рабов, является основой материального благосостояния капиталистического и
рабовладельческого общества. Одним словом, можно указать много общих пунктов,
где пролетариат и древние рабы играют сходную роль в процессе производства. Но
на этом основании ни в коем случае нельзя отождествлять эти классы. Почему?
Потому что эти два класса существуют в совершенно различных исторических
системах производства. Определение же т. Бухарина страдает своим
антиисторическим и потому абстрактным характером.
Резюмируя ошибки т. Бухарина по
вопросу о классах, необходимо отметить следующее:
1. В основе его определения классов
лежит механистическая методология, согласно которой классы — это особым
образом, технически расставленные в пространстве и прилаженные друг к другу
люди, как винтики часового механизма.
2. Антидиалектическая теория
равновесия в применении к теории классов ведет к тому, что классовая борьба подменяется
равновесием классовых сил. Отсюда
вытекала дальнейшая оппортунистическая теория Бухарина — «врастания кулака в
социализм».
3. Тов. Бухарин в несколько иной
форме продолжает ту же богдановскую теорию о возникновении классов путем
отделения организаторской роли от исполнительской. Поэтому у т. Бухарина и
выдвигается как решающий момент при определении классов различная роль их в
производственном процессе. Тов. Бухарин при определении классов игнорирует
отношение эксплуатации одним классом другого. Пытаясь совместить свою
антимарксистскую теорию классов с определениями Маркса, т. Бухарин
механически и эклектически объединяет противоречащие друг другу признаки и
определения.
4. В то время как Ленин подчеркивает
исторически определенную систему производства и место данного класса в этом
производстве, определение т. Бухарина страдает абстрактностью и
антиисторичностью.
Все ошибки т. Бухарина в теории
классов неразрывно связаны с его правооппортунистическими ошибками в области
политики. Понимание союза рабочего класса с крестьянством как непрерывный ряд
уступок пролетариата в своих основных позициях, теория самотека, врастание
кулака в социализм и теория равновесия классов — все эти политические ошибки
имеют свои теоретические корни в ошибочном, антимарксистском понимании классов.
Своеобразное положение, характерное
и механицизмом, и идеализмом,
занимает теория классов Троцкого.
Известно, что троцкистская «теория
перманентной революции» выбрасывает крестьянство как революционную силу, идущую
под руководством пролетариата. Теоретическим обоснованием этого игнорирования
роли крестьянства является антимарксистское механистическое понимание
соотношения классовых сил у Троцкого. Троцкий согласен с тем, что численно
мелкобуржуазные элементы города и деревни при капитализме все еще занимают
чрезвычайно крупное место. Но, указывает он, развитие капитализма приводит к
тому, что мелкая буржуазия утрачивает
свое производственное значение. Масса ценностей, доставляемых мелкой
буржуазией в общий национальный доход, становится пропорционально несравненно
меньше той суммы ценностей, которую доставляет крупный капитал. Чем дальше идет
развитие капитализма, тем доля мелкой буржуазии города и деревни в национальном
доходе все больше падает. Из этого Троцкий делает совершенно неверное
заключение: «Соответственно с этим падало ее (мелкой буржуазии города и
деревни. — Авторы) социальное, политическое и культурное значение»[15].
Троцкий полагает, что общественная роль крестьянства
непосредственно определяется тем уровнем ценностей, которые вносятся им в
национальный доход. Это грубо натуралистическое, механистическое понимание
непосредственно связывает экономическое могущество класса с его
производственной активностью в общественном процессе. Согласно этой «теории»,
если ее продолжить до логического конца, получится, что в самой деревне
зажиточное или даже среднее крестьянство должно быть в политическом и
культурном отношении активнее бедняков и батраков.
Между тем при капитализме острота
классовых противоречий и их политическая активность вовсе не стоят в прямой
зависимости от экономической мощности тех или других социальных групп. Троцкий
же отождествляет «производственное значение» и социальное, политическое и
культурное значение класса в общественной жизни. А поскольку «производственное
значение» крестьянства, по Троцкому, уменьшается, Троцкий неизбежно приходит к
выводу о крестьянстве как о сплошной
реакционной массе.
«Крестьянство, — пишет он, — социально
и культурно отсталое, политически беспомощное, давало во всех странах опору для
наиболее реакционных, авантюристских, сумбурных и продажных партий, которые в
последнем счете всегда поддерживали капитал против труда»[16].
И отсюда же Троцкий делает идеалистический вывод о необходимости завладения
пролетариатом государственной властью «независимо от мелкой буржуазии и даже против нее»[17].
Лозунг нашей партии перед Октябрем — «вместе с беднейшим крестьянством против
капитализма в городе и деревне при нейтрализации среднего крестьянства за
власть пролетариата» остался чужд Троцкому. Мы видим таким образом, что между
механически-идеалистической теорией классов Троцкого и его внеклассовой теорией
государства имеется тесная связь. Обе они служат теоретическим обоснованием
троцкистской теории перманентной революции и троцкистскому пониманию диктатуры
пролетариата.
С троцкизмом в его понимании классов
в целом ряде пунктов соприкасается меньшевиствующий
идеализм. Для меньшевиствующего идеализма характерен абстрактно-логический
и формально-идеалистический подход к разрешению проблемы классов и к трактовке
классовой борьбы.
Меньшевиствующий идеализм
конструирует абстрактно-логическое определение класса и, пользуясь
«самодвижением» понятия «класс», пытается вывести из него конкретное
содержание. Поэтому представители меньшевиствующего идеализма неизбежно абстрагируются
от конкретных взаимоотношений между
классами, от конкретно-исторической
оценки в развитии этих взаимоотношений, и становятся на
субъективистски-идеалистический путь в понимании развития классов. Так,
например, т. Деборин ограничивается абстрактно-логическим определением
класса, видя в нем развивающийся и борющийся «коллектив»[18].
В другой позднейшей работе он подменяет классовую борьбу пролетариата в
переходный период развитием «коллективности», т. е. становится на
идеалистическую богдановско-куновскую позицию. Субъективизм и троцкистский
отрыв от конкретных классовых отношений проявляются и у т. Карева в его
взгляде на существование лишь одного класса при диктатуре пролетариата.
Основу определения класса меньшевиствующие
идеалисты нередко видят в распределении средств производства, но они понимают
это распределение эмпирически, не
связывая отношение классов к средствам производства с их ролью в организации
труда, не связывая его с местом в исторически определенном способе производства
и с формой классовой эксплуатации, а потому скатываются по существу к
распределительной теории классов. Неумение применить методологию марксизма к
проблеме классов и вульгарный эмпиризм, наряду с идеализмом, сказывается и в
отношении меньшевиствующего идеализма к вопросу об основных классах и об
интеллигенции. Так, например, один представитель меньшевиствующего идеализма
считает, что в капиталистическом обществе к пролетарской интеллигенции, к
пролетариату, относятся «огромные кадры низших и средних служащих». Тот же автор
полагает, что «в самом понятии «пролетариат» заключено уже понятие «буржуазия»,
— здесь за якобы «диалектическим» единством смазываются классовые противоречия
обоих классов. У него же мы встречаем утверждение, что классовое самосознание
буржуазии выше классового самосознания пролетариата, ибо оно определяется ее
экономическим могуществом»[19].
Связь этого утверждения меньшевиствующего идеализма с теорией классов Троцкого
очевидна.
Ошибочное понимание классов
неизбежно приводит меньшевиствующий идеализм к ошибочному пониманию и
государства, когда в той или иной форме замазывается классовая сущность
государства. Например, т. Луппол считает, что «государство в известном смысле есть лишь оружие
классовой борьбы в руках господствующего класса». Это ограниченное истолкование
государства как орудия угнетения «в известном смысле» ведет к отрицанию
классовой сущности государства. Государство не только «в известном смысле», а целиком является орудием классового
господства.
Необходимо отметить, что даже более
или менее верные определения классов, если они не принимают всей глубины
ленинского определения классов, неизбежно содержат ошибки.
Для примера можно указать на точку
зрения т. Удальцова[20].
Критикуя теории Богданова, Солнцева и др., т. Удальцов считает, что распределение средств производства
определяет, как основу всего общественного строя, так и самое существо
классовых отношений. Но т. Удальцов не связывает этого различного
распределения средств производства с исторически
определенным способом труда и
общественно-производительной силой последнего и поэтому не подчеркивает в
достаточной степени роли класса в
общественной организации труда.
Поэтому определение классов т. Удальцова
значительно отличается от ленинского: «Общественным классом мы называем группу
людей, объединенных прежде всего одинаковым
положением в системе производства, т. е. в первую голову одинаковым отношением к средствам
производства (своим распределением, создающим основной антагонизм в организации производства и всего общества), и
вытекающими из этого основного отношения одинаковыми
функциями в самом производстве, ролью в общественном процессе труда;
объединенных далее одинаковым положением
в процессе распределения общественного дохода (в котором» отражается
основной антагонизм распределения средств производства) и, наконец,
противоположностью своих интересов другим
группам, которая осознается в процессе классового развития»[21].
У т. Удальцова при определении
классов выпадает «исторически
определенная система общественного производства». В силу этого само
определение классов становится не связанным с определенным историческим
способом производства, оно претендует быть надисторическим. Отбросив способ
труда и степень развития производительных сил, определяющих экономическую
структуру общества, то, что отличает
одну экономическую формацию от другой, — т. Удальцов, естественно, не
видит исторически различных систем общественного производства. «Все кошки
становятся серыми», а самое определение классов т. Удальцова страдает
внеисторичностью.
В заключение, в связи с
антимарксистскими теориями классов остановимся на вопросе о соотношении классов
и профессий.
Не только буржуазные авторы, как
например акад. Солнцев, но и некоторые представители меньшевиствующего
идеализма увековечивают профессию как вечную,
логическую категорию. «Известный профессионализм в области труда, — указывают
они, — логически необходим»[22].
Профессии рассматриваются ими как продукт технического разделения труда. При
этом забывают, что профессия не только
продукт технического разделения труда, что только
в классовом обществе техническое разделение труда приводит к
профессиональной дробимости. Профессия вне классового общества есть абстракция,
не существующая в действительности.
Между тем по вопросу о профессии
имеются ясные указания Маркса, Энгельса и Ленина. Еще в «Немецкой идеологии»
Энгельс писал, что в классовом обществе разделение труда приводит к тому, что
«каждый имеет определенный, исключительный круг деятельности, который навязан ему и из которого он не может
выйти: он оказывается рыбаком или пастухом (рукой Маркса: или критическим
критиком) и должен остаться им, если он не хочет потерять средств к
существованию; в коммунистическом же обществе, где каждому индивидууму не
отведен исключительный круг деятельности и каждый может развиваться в любой
отрасли труда, общество регулирует все производство и именно по тому создает
для меня возможность сегодня делать одно, а завтра другое, утром охотиться,
после обеда ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством или же критиковать
еду — как моей душе угодно — причем я не
становлюсь от этого охотником, рыболовом, пастухом или критиком»[23].
Разделение труда, будучи результатом стихийного развития классового общества, становится силой, противостоящей человеку и
навязывающей ему принудительно специфическую область деятельности. При коммунизме такого разрыва между
различными отраслями труда не может быть, так как общество здесь сознательно
регулирует все производство в целом.
Профессия, специальность — продукт
не только технического разделения труда, но и общественного разделения труда. Маркс в «Капитале», рассматривая
разделение труда, указал, что уже при мануфактуре происходит более глубокая
специализация. Каждое ремесло (существовавшее до мануфактуры) разбивается здесь
на несколько более детальных специальностей. При этом особенно важно, что при
мануфактуре в каждом производстве выделяются в особую группу рабочие, не
имеющие какой-либо специальности. Это
отсутствие специальности становится специальностью целых групп рабочих.
«Развивая до виртуозности одностороннюю
специальность за счет способности к труду вообще, она превращает в особую специальность самый недостаток
всякого развития. Наряду с иерархическими ступенями выступает простое
деление рабочих на обученных и необученных»[24].
Чем дальше идет развитие
капитализма, тем сильнее сказывается этот процесс превращения в особую специальность, закрепленную за
определенными слоями рабочего класса, и в то же время недостаток квалификации
вообще. Современный фордизм, совершенствуя технологический процесс, все больше
и больше применяет мало обученных, или даже совершенно необученных рабочих. Для
капитализма это важно в том отношении, что сокращаются издержки на обучение
рабочего. Для капитала важна самая способность к труду, которую можно
эксплуатировать. При коммунизме разделение труда в технологическом процессе
будет, разумеется, иметь место, но это не значит, что определенная
профессиональная обособленность останется между людьми. В этом смысле
высказывался и Ленин, когда он говорил, что коммунизм приведет к созданию
всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей.
«Капитализм, — писал Ленин, — неизбежно
оставляет в наследство социализму, с одной стороны, старые, веками сложившиеся профессиональные и ремесленные различия
между рабочими, с другой стороны — профсоюзы, которые лишь очень медленно,
годами и годами, могут развиваться и будут развиваться в более широкие, менее
цеховые, производственные союзы (охватывающие целые производства, а не только
цехи, ремесла и профессии) и затем через эти производственные союзы переходить к уничтожению разделения труда
между людьми, к воспитанию, обучению и подготовке всесторонне развитых и всесторонне подготовленных людей, которые
умеют все делать. К этому коммунизм
идет, должен идти и придет, но только через долгий ряд лет»[25].
[1]
Энгельс, Анти-Дюринг.
[2]
Каутский, Классовые интересы.
[10]
Бухарин, Теория исторического материализма, § 23, с. 75.
[11]
Бухарин, Теория исторического материализма, § 37, с. 157.
[12]
Бухарин, Теория исторического материализма, § 37, с. 160.
[13]
Бухарин, Теория исторического материализма, § 51, с. 313.
[18]
Деборин, Наши разногласия. «Диалектика и естествознание», 1930.
[19]
Гоникман, Теория классов и классовая борьба в капиталистическом обществе. «Под
знаменем марксизма» № 2–3 за 1930 г.
[22]
«Под знаменем марксизма» № 2–3 за 1930 г., с. 26.
[23]
«Архив Маркса и Энгельса», т. I, с. 223.
Комментариев нет:
Отправить комментарий