вторник, 8 сентября 2015 г.

Роль рабочей силы. Производственные отношения.

Какое бы огромное значение ни имел технический базис общественного производства, все же средства производства остаются «мерилом человеческой рабочей силы», «материальными факторами живого труда». Учение Маркса и Энгельса, преодолевая буржуазную ограниченность классической экономии, считает труд единственным источником всего материального богатства. «Прошлый труд, — говорит Маркс, — как в виде средств труда, так и в виде материалов имеет значение в производстве только в контакте с живым трудом, как его вещественный момент»[1]. Производительность любой машины, по его словам, измеряется той степенью, в какой она замещает человеческую рабочую силу.

Исходя из единства человека и остальной природы, Маркс показывает диалектический переход от естественной к общественной стороне рабочей силы: «Созидание стоимости есть превращение рабочей силы в труд. В свою очередь рабочая сила есть прежде всего вещество природы, преобразованное в человеческий организм»[2]. Рабочая сила есть прежде всего принадлежность человеческого организма, результат усвоения им вещества природы. Превращение рабочей силы в труд, если мы возьмем рабочую силу исключительно с этой ее естественной стороны, есть проявление естественной силы человеческого организма, его физических и духовных способностей. Под рабочей силой и работоспособностью Маркс понимает «совокупность физических и духовных способностей, которыми располагает конкретный организм, живая личность человека и которые пускаются им в ход, когда он производит какие-либо потребительные стоимости»[3]. Самые различные виды труда, взятые с их физиологической стороны, являются функциями человеческого организма, «тратой человеческого мозга, нервов, мускулов, органов чувств и т. п.». От этой материальной, физиологической, естественной основы рабочей силы мы не можем никак отрешиться, если только не хотим отступить от материализма, — так, как это, например, делает неокантианец Рубин, изгоняющий всякое представление о физиологическом процессе из своего учения об «абстрактном труде» товарно-капиталистического общества. Каковы бы ни были конкретные виды производительного труда, на создание каких различных потребительных стоимостей этот труд ни был бы направлен — между самыми различными конкретными видами труда существует всегда некоторое материальное единство. Это — некоторая «производительная затрата человеческих мышц, нервов, мозга и т. д.».
Кроме физических способностей человеческая рабочая сила представляет собой и определенную совокупность духовных способностей, которые в процессе труда превращаются в интеллектуальные затраты, в расходование умственного труда. Совершенно неправильно было бы представлять себе материальное производство и совокупность материальных производственных сил таким упрощенным образом, чтобы к ним вовсе не имело отношения сознание человека. Процесс труда не ограничивается потреблением мускульной энергии рабочего: он должен постоянно сопровождаться контролем со стороны рабочего, применением известных знаний и умений, в которых проявляется искусство, ловкость рабочего, его производственная квалификация. Чем более квалифицирован труд, чем сложнее машины и другие средства производства, которые используются в производственном процессе, тем все большее значение получает в нем техническая обученность и искусство рабочего по сравнению с его непосредственно мышечными, физическими усилиями. Достаточно вспомнить труд прядильщика, механика и т. д., чтобы понять весь сложный характер труда как психофизиологического процесса.
Но чем определяются качество и степень умения и знания каждого индивидуального рабочего? Очевидно теми требованиями, которые предъявляются к рабочему данной общественной средой в данных общественных условиях производства. А эти требования и эти условия труда совершенно различны в первобытном обществе, в средние века, при капитализме. Понятие рабочей силы отнюдь не исчерпывается ее естественной, физиологической и т. п. основой. Человеческая рабочая сила существует и превращается в труд всегда в определенной общественной форме. Физические и духовные способности, определяющие рабочую силу и ее физические и умственные затраты, проявляются всегда в процессе труда как физические и духовные способности и затраты их у целых общественных групп: составляющие эти группы люди находятся в определенных общественных отношениях. В классовом обществе участвующая в производственном процессе человеческая рабочая сила всегда представлена определенным производительным классом, который стоит в определенных отношениях к противоположному ему по интересам, эксплуатирующему его труд непроизводительному классу. Рабы, крестьяне, наемные рабочие — такова живая рабочая сила классовых обществ и их важнейшее орудие производства. «Из всех орудий производства наибольшую производительную силу представляет сам революционный класс»[4]. Этому положению Маркса, которое так часто склонны игнорировать наши механисты, Ленин придавал исключительно важное значение.
Приведенное положение Маркса подчеркивает подлинный революционный характер всего марксистского учения о производительных силах. Это крупнейшее значение производительного класса среди всех орудий производства разумеется следует понимать не в узко «количественном» смысле. В капиталистическом обществе, напротив, мы наблюдаем тенденцию постоянного капитала, т. е. средств производства, возрастать быстрее доли переменного капитала, т. е. рабочей силы. В условиях советской экономики важнейшей задачей является механизация ручного труда, т. е. усиление значения техники в противоположность простым физическим затратам рабочей силы, Все дело в том, что для определения высоты, зрелости производительных сил на каждом историческом этапе необходимо считаться не только с уровнем применяемой техники, но и со степенью овладения производительным классом этой техникой, со степенью его производственной квалификации, с характером общественной организации труда. А для определения этих последних существенное значение имеют взаимоотношения между классами, форма классовой эксплуатации и уровень классового сознания производительного класса. Сами средства производства суть, по выражению Маркса, «мерило развития рабочей силы». В революционном конфликте между производительными силами и производственными отношениями на первый план также выступает революционный производительный класс.
«Организация революционных элементов в класс, — говорится у Маркса немедленно за его знаменитым положением, — уже заранее предполагает существование всех тех производительных сил, которые могли зародиться в недрах старого общества»[5]. Роль революционного эксплуатируемого класса заключается в данном случае в том, что он представляет в своей борьбе все элементы производительных сил» которые восстают против старого способа производства.
При рассмотрении производительных сил мы не должны отрывать человеческую рабочую силу от ее технического мерила, которое дано в средствах производства равно как не должны представлять себе и технику вне процесса овладения этой техникой, вне применения ее рабочей силой. В то же время мы должны отличать производительные силы от способа их применения, от тех общественных отношений, которые служат формой развития производительных сил. Вопрос о месте производительного класса в развитии производительных сил неразрывно связан с вопросом о взаимоотношении между производительными силами и теми общественными производственными отношениями, в которых протекает процесс общественного производства. Поэтому, подчеркивая ведущее значение рабочего класса по отношению ко всем элементам производительных сил, неправильно внешне, механистически «сравнивать» элементы производительных сил и ставить вопрос так, как это иногда делается в литературе: что «важнее» для развития производительных сил — средства производства или рабочая сила. Вопрос об исторической роли техники, затрат рабочей силы и т. д. нельзя вместе с тем решать чисто абстрактно, без анализа исторически определенной общественной формы развития производительных сил и конкретной роли каждого из этих элементов производительных сил.
«Во время производства, — говорит Маркс, — люди относятся не только к природе, но и друг к другу. Они не могут производить, не соединяясь известным образом для совместной деятельности. Чтобы производить, люди вступают в определенные связи и отношения, и только через посредство этих общественных связей и отношений имеет место воздействие людей на природу, имеет место производство»[6]. В предисловии «К критике политической экономии» Маркс характеризует общественные отношения, в которые люди вступают «в общественном отправлении своей жизни», в «определенные, от их воли не зависящие отношения, — производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений образует экономическую структуру общества».
Здесь Марксом сделаны все важнейшие указания для понимания отличительных черт производственных отношений, через посредство которых совершается «воздействие людей на природу». Это прежде всего отношения для «совместной деятельности и для взаимного обмена продуктами своей деятельности», т. е. общественные отношения, выражающиеся в общественном сотрудничестве и в разделении труда. Это, далее, всегда исторически определенные отношения, — отношения не вечные, изменяющиеся и преходящие, характеризующиеся особым качеством на каждой исторической ступени. Производственные отношения — отношения материальные, складывавшиеся в производстве материальной жизни до сих пор независимо от воли вступающих в них людей, выражающие отношение этих людей к средствам производства, а потому именно эти отношения и выделяются нами как материальная основа общества, как его экономическая структура из всей совокупности общественных отношений. Это — отношения, соответствующие определенной ступени развития производительных сил и изменяющиеся вместе с развитием производительных сил.
Материалистическая диалектика является основой изложенных нами взглядов марксизма на производственные отношения. Поэтому, важно остановиться на вопросе о материальности производственных отношений и на их исторической определенности: здесь мы имеем особенно много ошибок и извращений. Материальный характер производственных отношений или всячески затушевывается, или совершенно отрицается современным социал-фашизмом. Так, например, «австро-марксист» Макс Адлер, который стремится «соединить» Маркса с Кантом, понимает общественную связь людей как их психическую связь, как психическое взаимодействие. Каутский тоже всячески подчеркивает психологический «волевой» момент в образовании производственных отношений. Согласно Каутскому, производственные отношения складываются как «следствие сильной воли» людей, участвующих в производственном процессе, «воля» же к созданию производственных отношений порождается потребностями людей, которые в свою очередь обусловлены развитием производительных сил общества[7]. Но мы уже знаем, Каутский сводит самое развитие производительных сил к процессу познания. Получается, что развитие познания вызывает у людей потребности, а потребности порождают «волю» к образованию производственных отношений. Так исторический материализм подменяется Каутским буржуазным идеализмом и волюнтаризмом!
В противовес такому психологическому пониманию производственных отношений т. Бухарин выдвигает свое механистическое воззрение на существо их «материальности». Он считает «дельными» аргументы «психомарксистов» в пользу того, что общественные отношения суть психические взаимодействия людей, и стремится найти против их доводов контраргументы. Для этого т. Бухарин сводит производственные отношения к размещению, к расстановке людей в пространстве и времени. «В чем выражается отношение?» — спрашивает т. Бухарин. «В том, — отвечает он на этот вопрос, — что каждый человек имеет свое место, так же как винтик в часовом механизме. Именно эта определенность положения в пространстве, «на трудовом поле» и делает из этого «размещения, «распределения» общественно-трудовое отношение». «Под производственными отношениями, — пишет в другом месте т. Бухарин, — я разумею трудовую координацию людей (рассматриваемых как живые машины) в пространстве и времени. Система этих отношений настолько же «психична», как система планет вместе со своим солнцем»[8].
Вульгарно-механистическая концепция т. Бухарина находит свое отражение и в его понимании взаимоотношений между производительными силами и производственными отношениями. Как мы уже выяснили, производительные силы т. Бухарин в основном сводит к технике как наиболее точному выражению «равновесия» между природой и обществом. По мнению т. Бухарина, производственные отношения, как размещение людей в пространстве, всецело определяются «техникой», системой машин, их сочетанием, организацией вещественного аппарата фабрики. «Сочетания орудий труда, общественная техника, определяют собой сочетания и отношения людей, т. е. общественную экономику». Таким образом «общественная экономика», производственные отношения сводятся т. Бухариным к «техническим» сочетаниям, к размещению людей в техническом процессе. Техника есть вещественный аппарат, к которому «прилажена» экономика, образующая людской аппарат того же технического процесса: между ними также существует, по словам т. Бухарина, «равновесие». «Если общество существует, то должно быть определенное равновесие между его техникой и его экономикой, т. е. между совокупностью его орудий труда и его трудовой организацией, между его производительным вещественным аппаратом и его производительным людским аппаратом»[9].
Механистическая установка т. Бухарина в определении производственных отношений и их связи с производительными силами получила свое дальнейшее развитие в советской литературе: в работах тт. А. Кона, С. Бессонова, Н. Дубровского — в его воззрениях на общественную формацию — и др. Эта механистическая установка привела механистов к смешению технического процесса и его общественной формы. Производительные силы и производственные отношения на «равных правах», как одинаковые «составные части» включались механистами в предмет марксистской политэкономии. В то же время механисты выводили производственные отношения непосредственно из данного уровня техники, понимали их как техническое размещение людей. Они давали поэтому чисто физиологическое и энергетическое истолкование таким историко-экономическим категориям, так, например, абстрактный труд товарно-капиталистического общества и т. д
Противоположное, меньшевистски-идеалистическое извращение марксизма в вопросе о производственных отношениях нашло свое выражение в работах Рубина и некоторых его последователей. Все теоретическое построение Рубина проникнуто кантианским дуализмом. Основу теории исторического материализма, по мнению Рубина, как и других меньшевиков, составляет «приспособление производственных отношений людей к развитию производительных сил». По теории Рубина необходимо различать в капиталистическом хозяйстве «две различных его стороны: техническую и социально-экономическую», т. е. производительные силы, изучаемые особой «наукой об общественной технологии», и производственные отношения, составляющие предмет политической экономии. «Политическая экономия, — заявляет Рубин, — изучает не материально-техническую сторону капиталистическою процесса производства, а его социальную форму... Техника производства или производительные силы входят в области исследования экономической теории Маркса только как предпосылка». Таким образом производительные силы отождествляются Рубиным с техникой, и в то же время «социальное» отрывается у Рубина от «материального». Получается, что социальная форма не материальна. Попутно отметим, что, проводя идеалистический разрыв между материальным производством и его общественной формой, Рубин только следует Каутскому, который также «различает» производство и производственные отношения, исходя из интересов... капиталистического производства! «Проблема производства, — вещает Каутский, — важнее, чем вопрос о производственных отношениях. Поэтому надо содействовать возрождению капиталистическою хозяйства...»
Что же понимает под производственными отношениями Рубин, если это не материальные отношения? В товарно-капиталистическом обществе, по Рубину, это — отношения купли-продажи, отношения равноправных субъектов хозяйства. «Совокупность производственных отношений между людьми, — пишет Рубин, — представляет собой не единую, связанную систему... В товарном хозяйстве товаропроизводитель связан лишь с неопределенным рынком, в который он включает себя посредством прерывистого ряда единичных договорных сделок...» К простому обмену товаров Рубин сводит и основное производственное отношение капитализма — отношение классовой эксплуатации между капиталистом и рабочим: «И капиталист, и наемный рабочий, и землевладелец суть формально независимые друг от друга товаровладельцы. Непосредственное производственное отношение между ними должно быть еще установлено (?!), и притом в форме, обычной для товаровладельцев, в форме купли-продажи...»[10]. Таким образом социальная форма отрывается Рубиным от своей материальной основы, от материального процесса производства. Классовая сущность производственных отношений игнорируется и замазывается Рубиным. Социальная форма сводится меньшевиком Рубиным исключительно к меновой форме, к договорно-правовым отношениям. Неудивительно, что и абстрактный труд в товарно-капиталистическом обществе совершенно утрачивает у идеалиста Рубина свою естественную, физиологическую сторону и не содержит «ни атома материи»!
Это идеалистическое понимание меньшевиком Рубиным социальной формы и отрыв производственных отношений от производительных сил получили поддержку со стороны меньшевиствующего идеализма. Так, выступая с защитой взглядов Рубина, т. Карев говорил: «Политическая экономия имеет своим предметом изучение тех социальных форм, которые способствуют развитию производительных сил при капитализме и в то же время вступают в противоречия с ними... Можно ли сказать, что если мы даем такое определение предмету политической экономии, если мы выдвигаем момент социальной формы, то мы приходим к идеалистической точке зрения и устраняем совершенно материальный момент, подрываем основания материалистического понимания истории? Мне кажется, что сказать это было бы абсолютно неправильно... Производственные отношения конечно не представляют собой чего-то материального в смысле чего-то вещественного, подобного веществу природы, но производственные отношения и не есть нечто идеальное, они — производственные отношения людей, определенным образом связанных в процессе производства»[11] и т. д.
Вышеприведенные слова т. Карева с убедительностью говорят о том, что, подобно «психомарксистам», механистам и неокантианцам, и меньшевиствующий идеализм не понимает особого социального качества производственных отношений и смазывает вопрос об их материальности. М. Адлер, Каутский, Богданов отождествляют производственные отношения с психическими взаимодействиями людей, с их волевыми отношениями. Тов. Бухарин видит их материальность в механическом размещении людей в пространстве и времени. Для Рубина, как и для всех кантианцев, «социальная форма» остается за пределами материального процесса производства. С точки зрения т. Карева «материя общественной жизни», «материальный момент» (?!) производственных отношений состоит в том, что люди определенным образом «связаны» в процессе производства, и в этом смысле производственные отношения «не идеальны»: иными словами, «материальность» производственных отношений только в том, что они реально, «определенным «образом» существуют, а не ведут «идеального» существования. Но ведь с таким взглядом могут вполне согласиться и Адлеры и Каутские: ведь определенные «психические», «волевые» связи также реально существуют!
Между тем, и Маркс и Ленин совершенно иначе понимали материальность производственных отношений и вовсе не сводили дело к их определенному бытию. Маркс никогда не разграничивал «материальное» содержание производства и его «социальную» форму. Для Маркса — общественно-обусловленное производство и есть материальное производство. Отличительную особенность производственных отношений Маркс вполне отчетливо выразил в предисловии «К критике политической экономии», указав, что люди вступают в них в общественном производстве материальной жизни, или, как выражается Маркс, — «в общественном отправлении своей жизни», т. е., иными словами, что эти отношения «совместной деятельности» суть отношения этих людей к материальным средствам производства и что потому эти отношения «не зависят от их воли», и, наоборот, способ производства материальной жизни обусловливает собой процесс духовной жизни. Ту же особенность производственных отношений отмечает и Ленин, когда проводит различие между идеологическими общественными отношениями и материальными отношениями, т. е., по определению Ленина, такими, «которые складываются, не проходя через сознание людей». По словам Ленина, основная идея Маркса и Энгельса «состояла в том, что общественные отношения делятся на материальные и идеологические. Последние представляют собой лишь надстройку над первыми, складывающимися помимо воли и сознания человека, как (результат) форма деятельности человека, направленной на поддержание его существования)[12]. И в другом месте Ленин подчеркивает «объективную закономерность в развитии системы общественных отношений» и ищет «корни этих отношений в степени развития материального производства»[13].
Процесс производства материальной жизни, т. е. процесс труда, направленный на поддержание непосредственного существования человека, и складывающаяся в самом этом процессе объективная закономерность развития производственных отношений, обусловливающих сознание и волю людей, — вот в чем усматривали Маркс, Энгельс, Ленин материальность производственных отношений. Из этого вытекает и та взаимозависимость, которую марксизм устанавливает между производственными отношениями и производительными силами. Подобно тому как производительные силы отнюдь не являются «чисто технической» категорией, но категорией социальной, так и производственные отношения, их «социальная форма» вовсе не оторваны от протекающего в этой форме материально-технического процесса, как, то думают идеалисты. С другой стороны, эти материальные, производственные отношения не сводятся к технической организации производства и к расстановке людей, как полагают механисты. Марксизм стоит на точке зрения диалектического единства технического и экономического процесса, производительных сил и производственных отношений, наряду с их тождеством указывая и их различие. Марксистская политэкономия изучает не производство «вообще», взятое вне его общественной формы. Она изучает «общественный строй производства», «общественные отношения людей по производству» (Ленин). Но марксизм отказывается видеть в производительных силах лишь одну «техническую предпосылку» социальной формы: он изучает всегда производственные отношения как форму развития производительных сил данной формации.
Ряд других вопросов, возникающих при рассмотрении производственных отношений, в разрешении которых мы встречаемся с такого же рода извращениями, связан с конкретностью этой категории, с исторической определенностью производственных отношений. Остановимся особо на вопросе о классовой природе производственных отношений в антагонистических формациях. Как уже указывалось, для классового общества понятие общественной формации необходимо должно содержать взаимоотношение классов и их классовой борьбы. Отношения между классами лежат в основе антагонистических способов производства. Исторически определенный тип классовой эксплуатации — рабовладельческий, феодальный или капиталистический — определяет собою и исторически определенный тип производственных отношений, придает им, как выражается Маркс, их «специфически общественное качество».
Но здесь можно встретиться со следующим возражением. Производственный процесс предполагает всегда определенную организацию общественного труда, т. е. определенный вид сотрудничества или разделения труда — известные отношения между инженером и рабочим и т. п. Производственные отношения, в которые люди вступают между собою в процессе производства, в каждом отдельном случае очевидно должны быть отношениями непосредственных производителей, отношениями определенной формы организации общественного труда. Но организация производственного процесса в значительной степени вытекает из техники производства: она обусловлена характером применяемых в производстве средств труда. «Средство труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но показатель тех общественных отношений, в которых совершается труд»[14]. Ту же мысль Маркс развивает и в «Нищете философии»: Труд организуется и разделяется различно, смотря по орудиям, которыми он располагает: ручная мельница предполагает иное разделение труда, чем паровая»[15]. И, наконец, в письме к Энгельсу Маркс прямо называет свою теорию «теорией об определении организации труда средствами производства»[16].
Опираясь на эти положения Маркса, т. Бухарин пытается обосновать свое техническое понимание производственных отношений как расстановку людей в пространстве и времени. По его мнению, производственные отношения «чрезвычайно разнообразны и многосложны». «Одну часть производственных отношений» образует «система трудовых отношений», разделение труда между работающими людьми, которое определяется характером орудий труда. «Разделение общественного труда, — говорит т. Бухарин, — есть одно из основных производственных отношений. На чем основано современное разделение труда? Не трудно видеть, что оно определяется современными орудиями труда, характером, видом, сочетанием машин и орудий, т. е. технической системой капиталистического общества». В качестве примера т. Бухарин приводит современное предприятие, фабрику, с точным на ней разделением труда, машинным его характером, с точным учетом «размещения» рабочих и т. д. Здесь отношения людей всецело определены «техникой, системой машин, их сочетанием, организацией вещественного аппарата фабрики». По словам т. Бухарина, имеется и другой вид производственных отношений — отношения между большими группами людей, между классами. Классы различаются, по мысли Бухарина, своей «различной ролью в процессе производства». Поэтому классовые производственные отношения, по его мнению, также вытекают из техники производства «Когда изменяется техника, то изменяется и разделение труда в обществе, исчезают и не становятся важными одни функции труда в производстве, появляются новые и т. д. Вместе с тем изменяется и группировка классов»[17]. Таким образом, все виды производственных отношений по теории Бухарина вытекают из самого технического процесса: они обусловлены различный характером средств труда, расположением и ролью людей по отношению к этим последним.
Классовые производственные отношения т. Бухарин понимает таким образом, как отношения, вытекающие непосредственно из технической роли, из технических функций общественного класса в производственном процессе. Но этим он игнорирует важнейший признак классовых производственных отношений — различное распределение средств производства между классами. Рассматривая классовые отношения только как «часть» производственных отношений классового общества, т. Бухарин никак не сможет объяснить, почему именно отношения классов составляют основу способа производства и данной экономической структуры. «Трудовые отношения» между рабочими на фабрике, между рабами в древней латифундии и т. д. выступают у т. Бухарина как отношения, не зависящие от классовой структуры общества и вытекающие только из технического процесса. Совершенно неясно, каким же образом приблизительно одна и та же ремесленная техника могла порождать различные классовые производственные отношения в рабовладельческом и феодальном обществах.
Все дело в том, что, говоря о разделении труда, т. Бухарин не проводит четкого различия между разделением труда во всем обществе и техническим разделением труда на отдельном предприятии, о которых говорит Маркс, анализируя процесс капиталистического производства. В то же время т. Бухарин не понимает диалектической взаимозависимости между ними в процессе их развития. Техническое планомерное разделение труда на отдельном капиталистическом предприятии и разделение труда между различными отраслями производства, которые связаны между собой при капитализме лишь стихийно, путем обмена товаров, — оба эти вида разделения труда представляют собою проявления основного противоречия капитализма — между общественным производством и частным присвоением. Корни и того и другого вида разделения труда лежат в классовой структуре общества, в классовых производственных отношениях. Мы различаем отношения между работниками на предприятии или, например, отношения между товаровладельцами и отношения между классами. Но это отнюдь не различные «виды» или «части» производственных отношений. И в тех и в других отношениях получает свое различное проявление классовая структура общества. Общественная организация труда поэтому не есть нечто, зависящее только от «техники» и независимое от классовых, производственных отношений. Разрыв между организацией труда и классовыми отношениями приводит к грубейшим извращениям марксизма-ленинизма. Тов. Бухарина он привел к теории «организованного капитализма», к неверным представлениям о возможности рациональной, с точки зрения пролетариата, организации труда при капитализме. Исходя из той же механистической установки, Каменев и Зиновьев отрицали социалистический характер наших госпредприятий, полагая, что организация труда в них «госкапиталистическая» и т. д. Фабрика, как указывает Маркс, действительно представляет собой общественное отношение производства, экономическую категорию. Но когда мы говорим в этом смысле о фабрике, дело не в «технических» отношениях, не в вещественном аппарате фабрики, а в общественной роли фабрики, обусловленной классовой структурой современного общества. Если же следовать т. Бухарину, то у нас создается представление, что организация труда на фабрике представляет собою нечто нейтральное по отношению к классовой структуре общества.
Несколько иную форму получила такая же «внеклассовая» точка зрения на производственные отношения, как мы уже могли в этом убедиться у Рубина. Согласно Рубину, как мы видели, сущность производственных отношений капиталистического общества состоит не в капиталистической эксплуатации наемного труда, но в договорных, меновых отношениях «товаровладельцев», которые каждый раз «должны быть еще установлены».
Механистические ошибки т. Бухарина смыкаются в этом вопросе с идеалистическими извращениями Рубина. И тот, и другой не исходят из понимания производства Марксом как некоторого целостного единства всех своих моментов — собственно производства, распределения, обмена, потребления, — как «различий внутри единства». Производство всегда охватывает все эти свои моменты, и потому оно составляет исходный пункт развития общества и его изучения. Маркс поэтому не рассматривает процесса производства оторвано от распределения средств производства, равно как и не отождествляет самого производства с его меновыми формами. Согласно Марксу, распределение средств производства между классами непосредственно предопределяет и характер организации общественного труда. Оно, по словам Маркса, есть: «1) распределение орудий производства и 2) — что представляет собой дальнейшее определение того же отношения — распределение членов общества по различным родам производства (подведение индивидов под определенные производственные отношения). Распределение продуктов есть очевидно результат этого распределения, которое включено в самый процесс производства и которое обусловливает организацию этого последнего. Производство, рассматриваемое независимо от этого, в нем заключающегося распределения, есть очевидно пустая абстракция»[18].
Производство в классовом обществе — отнюдь не «чисто технический» процесс, но процесс, предполагающий всегда в качестве своей предпосылки различное распределение средств производства между классами. Взаимоотношения классов обусловливают и самую организацию общественного труда, непосредственные отношения между производителями. Организация общественного труда, вытекающая из исторически-определенного распределения средств производства между классами, со своей стороны, способствует тому, что данное распределение средств производства вновь «воспроизводится». Капиталистические производственные отношения — отношения наемного труда и эксплуатации рабочего класса капиталистами — основаны на владении непроизводительным классом капиталистов средствами производства и на лишении собственности на эти средства производства рабочего класса. Это распределение средств производства между классами обусловливает общественное разделение труда при капитализме, а стало быть и капиталистическую организацию труда. Разумеется, характер организации труда в каждой общественной формации отражает уровень развития производительных сил на данной исторической ступени. На каждом отдельном предприятии организация труда предопределяется одновременно и уровнем техники капиталистического производства. Однако классовая структура общества как посредствующее звено накладывает свой отпечаток и на этот как будто «чисто технический» процесс. Мы ведь различаем сейчас капиталистическую рационализацию труда и социалистическую рационализацию труда, обнаруживая в этих процессах совершенно различное социальное содержание. Мы знаем уже, что классовая структура капитализма не дает ему возможности сейчас рационально использовать всю ту мощную технику, которую он сам вызвал к жизни, и т. д.
Мысль Маркса об определении организации труда средствами производства не следует понимать упрощено. Дело не только в технической роли, которую играют средства труда, но еще в большей степени — в распределении тех же средств производства между классами, в способе производства как основе общественной формации.
Если т. Бухарин подымается на надисторическую и внеклассовую «высоту» в своем понимании производственных отношений как лишь «технических» отношений, то некоторые представители меньшевиствующего идеализма склонны впадать в противоположную крайность. В своих суждениях о производственных отношениях они склонны исходить из исторически определенных отношений, характерных только для развития классового общества. Они превращают классы и классовую борьбу в необходимый признак всякого общества, отождествляя производственные отношения на всех ступенях исторического развития с отношениями классов. Согласно приведенному нами уже определению т. Луппола, общество обязательно «содержит в себе понятие производственных, классовых отношений». Между тем производственные отношения будущего коммунистического общества не будут отношениями между классами и не будут построены на социальном антагонизме, хотя они будут представлять собой также исторически определенные отношения между производителями, исторически определенную общественную организацию труда при наличии общественной собственности на средства производства.



[1] «Маркс и Энгельс о Фейербахе», «Арх. М. и Э.», т. I, с. 250.
[2] Маркс, Капитал, т. I, с. 142.
[3] Маркс, Капитал, т. I, с. 142.
[4] Маркс, Нищета философии.
[5] Маркс, Нищета философии.
[6] Маркс, Наемный труд и капитал. Подчеркнуто нами. – Авт.
[7] Каутский, Материалистическое понимание истории.
[8] Бухарин, Теория исторического материализма, с. 10–161.
[9] Бухарин, Теория исторического материализма, с. 146, 148, 152, 153 и т. д.
[10] Рубин, Очерки по теории стоимости Маркса, изд. 3?е, 1928, с. 10–11, 25–28 и др.
[11] Карев, К вопросу о предмете политической экономии, «Под знаменем марксизма» № 5 за 1929 г.
[12] Ленин, т. I, с. 71, 80.
[13] Ленин, Карл Маркс.
[14] Маркс, Капитал, т. I, с. 156.
[15] Маркс, Нищета философии.
[16] Письмо Маркса к Энгельсу от 7 июля 1866 г.
[17] Бухарин, Теория исторического материализма, с. 151–152, 159.
[18] Маркс, К критике политической экономии, Предисловие.

Комментариев нет: