За словесной мишурой многочисленных философских систем,
за разнообразием пестрых ярлычков, наклеиваемых на свои учения философами, кроется
длительная и жестовая борьба двух основных линий в философии: материализма и идеализма. История философии при всей своей сложности представляет
собой историю борьбы и развития этих двух антагонистических философских
направлений. Все философские течения и школы суть их разновидности. Каждое
философское учение, заявляет ли оно об этом открыто или всячески старается это
скрыть, необходимо примыкает либо к лагерю идеализма, либо к лагерю
материализма. Претензии стать вне обоих направлений, «выше» их, «над» ними,
создать некоторую новую, неидеалистическую и нематериалистическую философию — представляют
собой лишь маневр, применяемый некоторыми современными буржуазными философами
для сокрытия своей принадлежности к идеализму, либо стыдливую боязнь других открыто
заявить о своем материализме, либо беспомощное топтание между тем и другим,
философскую мешанину, эклектизм,
путаницу.
История философии не протекает в каком-то замкнутом мире,
вне исторической борьбы классов. Философские учения возникают и развиваются в
том или ином конкретном человеческом обществе, их творят люди, принадлежащие к
определенным общественным классам, сознание которых обусловлено исторически
определенным общественным бытием. Философские учения вырастают в конкретной
социальной среде и определяются ею, выражая нужды и чаяния определенных
общественных классов, отражая уровень развития производительных сил общества,
историческую ступень познания человеком природы. Их судьба зависит от того, в
какой мере они отвечают требованиям общественных классов насколько совершенно
они служат ее целям.
Социальные корни существования на всем протяжении истории
двух непримиримых линий в философии нужно искать в классовом, противоречивом
строении общества. Идеализм возник первоначально как продукт ограниченных и
невежественных представлений первобытного дикаря. Развитие научного познания,
обусловленное всем последующим развитием производительных сил общества,
казалось, должно было привести к полному торжеству материализма и к вытеснению
всяких идеалистических представлений. Однако идеализм не только не погиб, но
продолжал развиваться. Основная причина этого — разделение общества на классы, господство в капиталистическом обществе
буржуазии, которая закрепляет ради своих интересов идеалистические теории и учения.
В своем историческом развитии идеализм представлял собою
идеологию эксплуатирующих классов и, как правило, играл реакционную роль.
Материализму, развитие которого было выражением мировоззрения революционных
классов, приходилось в классовом обществе пробивать себе путь в непрестанной
борьбе против философии реакции — идеализма. Разумеется, здесь нельзя
установить какой-либо обязательной исторической схемы. Мы знаем случаи, когда
незрелые общественные классы выражают свои новые революционные требования на
языке идеализма (немецкий идеализм начала XIX в., теории естественного
права, отчасти — утопический социализм). С другой стороны, боевой французский
материализм XVIII в., был идеологией революционной французской буржуазии.
Материализм XVII в., как указывал Энгельс, был аристократического
происхождения.
Точно так же и материализм на современной ступени
исторического развития в том случае, если он имеет форму вульгарного или форму
механического материализма, может в современных условиях играть и реакционную
роль. Однако самое существо идеализма делает его особенно удобным оружием в
руках реакционных классов.
В классовом обществе существует лишь классовая наука. Она
функционирует в соответствии с задачами и интересами определенных классов. В
той мере, в какой сознание господствующего класса и его интересы требуют
истинного познания действительности в целях развития производительных сил в
науке содержатся материалистические элементы; в той мере, в какой они требуют
сокрытия истины в целях сохранения и укрепления своего господства, в науке
господствует идеализм. Поскольку наука отражает в познании изучаемую область
бытия, поскольку она устремлена на революционное преобразование
действительности и на подчинение сил природы путем выявления объективных закономерностей
развития природы и общества, постольку наука не может не быть
материалистической наукой. Поскольку условие общественного бытия
эксплуатирующих классов лишает их возможности верно постигнуть
действительность, поскольку оно искажает и ограничивает их воззрения, поскольку
истинное познание угрожает их классовым интересам, постольку их наука
идеалистична. Кто этого не понимает, тот ничего не поймет в перипетиях
философской борьбы. Кто оспаривает
классовый характер науки и философии, тот старается скрыть классовую
принадлежность своей философии.
В чем же коренное различие основных направлений в
философии? Какие учения принадлежат к материалистическим и какие должны быть
отнесены к числу идеалистических?
Различие материализма и идеализма коренится в
противоположном разрешении ими основного
вопроса философии — вопроса об — отношении
мышления к бытию. «Взять ли за первичное природу, материю, физическое,
внешний мир — и считать вторичным сознание, дух, ощущение (— опыт, по распространенной в наше время
терминологии), психическое и т. п., — вот тот коренной вопрос, который на деле продолжает разделять философов на два больших лагеря»[1].
Все те философские учения, которые признают бытие, объективный мир, природу, материю
первичными, независимыми от нашего сознания, а мышление, субъекта, познание,
дух — вторичными, производными, принадлежат к материалистическому лагерю. К
идеалистам относятся те, кто первичным, основным, признает дух, идею, субъекта,
сознание человека, а внешний, объективный мир материальную действительность
считает зависимым от сознания, вторичным. Из разрешения этого основного вопроса
так или иначе вытекают расхождения по всему пути исследования. В этом вопросе
стержень философских разногласий. Место отдельных учений в борьбе философских
воззрений в основном определяется тем, какую позицию они занимают в вопросе о
материи и сознании, что из них считают первичным и что вторичным, где они видят
ключ к пониманию бытия и познания.
Для идеалиста мир есть или совокупность наших ощущений,
или духовный процесс, творимый нашим собственным или мировым разумом,
сознанием, волей; внешний материальный мир либо вовсе объявляется чем-то
мнимым, кажимостью, либо понимается как внешняя оболочка, как материальное выражение
деятельного духовного начала. Человеческое познание для идеалиста — самодеятельность
субъекта, самопорождение мышления, ощущений, воли.
Материалист, наоборот, усматривает «единство мира в его
материальности». Сознание, мышление — одно из свойств материи, возникающее лишь
на определенной, высокой ступени ее развития. Природа, материя, объективный мир
существуют вне и независимо от сознания. Познание
есть отражение мыслящим субъектом, т. е. человеком, вне и независимо от
него существующей объективной реальности.
Разрешение вопроса об отношении мышления к бытию является
единственно надежным критерием (мерилом) для определения существа
рассматриваемого философского учения. Вот почему философы, стремящиеся замести
следы происхождения своих взглядов, протащить идеализм под видом материализма,
стараются отвлечь внимание от этого основного вопроса, заменить его иным,
негодным, несовершенным мерилом. К последним попыткам этого рода относятся
утверждения Л. Аксельрод, И. Варьяша и других современных механистов,
будто коренным отличием материализма от
идеализма является отношение к принципу причинности. Вопрос о первичности
материи или духа механисты подменяют вопросом о том, придерживается ли философ
причинного объяснения явлений, сводя при этом объяснение к одним механическим
причинам. Тот, кто объясняет все происходящие явления их причинной связью и при
этом причины понимает, как механические движения, тот принадлежит, по, мнению
механистов, к материалистам. Кто отрицает возможность причинного объяснения,
относится к идеалистам. Спора нет, материалистическое понимание причинности
коренным образом отличается от идеалистического его понимания или от полного
отрицания идеалистами причинности. Но для уяснения сущности этого различия, для
понимания того, в чем основа расхождений по вопросу о причинности, необходимо
обратиться прежде всего к главному вопросу философии: что предшествует — бытие
или мышление? — так как именно этим определяется также материалистическое или
идеалистическое разрешение вопроса о причинности.
Лишь понимаемая как форма объективной материальной связи
между вещами причинность есть материалистически понимаемая причинность.
Идеализм же, исходя из того, что материя порождается духом, понимает причинную
связь не как объективную связь вещей, а как форму мышления или как логическую
их связь, как особый способ связывания субъектом своих ощущений. Другие виды
идеализма вовсе отрицают причинное объяснение, заменяя причинность волей или
иной духовной силой, или целью, якобы движущей мир. Ставя в центре философии
вопрос о механической или немеханической причинности, противники
диалектического материализма пытаются укрыться от вопроса об идеалистической
или материалистической отправной точке зрения в понимании причинности.
Постановка вопроса механистами представляет собой попытку с негодными
средствами стереть действительную границу идеализма и материализма.
Идеализм находится
в непосредственном родстве с религией. Как и религия, идеализм представляет
собой развитие, разработку анимистического
понимания мира, т. е. одухотворение вещей, наделение их душой и волей по
образу и подобию человека. У идеализма и религии не только общие истоки, но и
однородные социальные задачи и цели. Идеалистическая философия более тонко, в
научной форме выполняет ту же идеологическую функцию, которую упрощеннее,
грубее осуществляет религия. Все без исключения формы идеалистической
философии, как бы они ни маскировались, являются оправданием религии, так как
при ближайшем рассмотрении основное положение идеализма оказывается
тождественным с основами религиозной идеологии. Различные идеалистические
учения отличаются между собой лишь формой
оправдания и «обоснования» религии. Мы встречаем у идеалистов то прямое,
логическое доказательство правильности религиозных догматов, то принижение
разума и возвеличение веры, чувства, инстинкта, то разграничение сфер влияния
науки и религии в целях их мирного сосуществования. Борьба против религии поэтому необходимо требует разоблачения, а
преодоление идеализма есть борьба с поповщиной в науке.
Утверждая, что в познании мы ограничиваемся духовной
областью, якобы лежащей по «ту сторону» материи, идеализм утверждает ложные
критерии истины, неверные пути и способы научного исследования. Так создается
идеалистическая математика, которая извлекает свои принципы из якобы
независимого от объективной реальности чистого разума, которая изучает особое
идеальное царство математических понятий; идеалистическая физика растворяет всю
природу в сфере субъективных ощущений; идеалистическая биология обращается к
нематериальным, целеустремленным «жизненным силам»; идеалистическая психология
имеет дело с «душой», свободной «волей» и самодовлеющим, независимым миром
психических переживаний. Идеализм проникает во все щели, использует все
пробелы, имеющиеся на данном уровне знаний. Идеализм
паразитирует на слабости науки, на ее недоразвитости, он спекулирует на
трудностях ее роста, на незавершенности исканий, часто имеющих место в процессе
революционной ломки отживших идей.
Идеализм заволакивает «философским туманом» истинное
положение вещей, обрекающее на гибель реакционный класс; он воспитывает
угнетенные классы в духе примирения с тяготами и невзгодами материального мира
во имя идеального мира, «высших» ценностей; он воспитывает пролетариат в
сознании необходимости подчинения физического труда руководству представителей
«духа», «разума», «высших», «просвещенных» классов; он воспитывает в самих
господствующих классах необходимую для упрочения их господства идеологию.
Идеализм не является чем-то «внешним» по отношению в
буржуазной науке. Дело не обстоит таким образом, что реакционная
идеалистическая философия заставляет непорочную, бесклассовую науку служить
господствующим классам. Это значило бы предполагать, что лишь философия есть
классовая наука, а остальная точная наука есть сама по себе наука бесклассовая
и может быть лишь использована в интересах того или иного класса. Из такого
понимания, которое свойственно в частности «нашим» механистам, вытекает их
некритическое преклонение перед «наукой», их равнение «на точную науку», их
борьба за «освобождение» науки от якобы совращающей ее с пути истины
диалектико-материалистической философии. В классовом обществе вся наука
является наукой классовой по самой своей сущности: слепое, некритическое
следование за «наукой» вообще есть не что иное, как скатывание на позиции
буржуазной науки.
С идеализмом должна вестись жестокая, непримиримая
борьба. В этой борьбе необходимо прежде всего разоблачить классовую природу
всякого идеализма, его эксплуататорскую сущность. Необходимо обнаружить его
поповский характер, защиту им религиозных идей. Но необходимо также вскрыть,
какие причины, кроющиеся в особенностях самого познания человека, способствуют
идеалистическому извращению, необходимо выяснить гносеологические (теоретико-познавательные) корни идеализма.
Человеческое познание представляет собой процесс
отражения законов объективного мира. Но это отражение не застывшее, не мертвое.
Нет, процесс познания есть движение, есть раздвоение единого. В самом процессе
познания заложена возможность отлета познания в сторону от объективной истины.
Мысля, человек применяет общие понятия. Например,
понятия: человек, класс, общество, формация и т. д. Без оперирования этими
понятиями мыслить невозможно. Но с другой стороны, здесь выявляется возможность
отлета в сторону и опасность идеализма. Когда мы высказываем суждение: Иван — человек,
то уже здесь имеется возможность мыслить отдельно и независимо то общее, что
есть у всех людей без относительно того — Иван он, Петр или Сидор. Обойтись без
оперирования понятием «человек» нельзя, так как в этом случае мы дальше тех
представлений, которые у нас есть о Иване, не двинемся, а нужно как раз
выразить то общее, что есть у всех людей, т. е. перейти в познании от
Ивана к Петру, Сидору и т. д. Таким образом познание раздваивается, с
одной стороны, частное — Иван, с другой стороны, общее — человек. Частное и
общее неразрывно связаны. Разорвать их — значит оторваться от объективной
истины, выраженной в единстве общего и частного. Объективная истина как раз и
состоит в том, что не существует общего без частного и частного без общего.
Иван существует только как человек, а человек существует только как Иван, Петр,
Сидор и т. д. Отрыв общего от отдельного, придание ему значения объективно
существующей реальности и есть отлет познания в сторону. Когда наряду с
действительно существующими, живыми людьми — Иваном, Петром и т. д. — ставят
«человека вообще», человека как
такового, а Ивана, Петра и т. д. объявляют лишь формой существования этого
человека вообще, то это и есть идеализм, ибо здесь исходным пунктом взята мысль
человека (абстракция: человек вообще), а не реально существующие люди. Таковы
приемы всех идеалистов. Все идеалисты на место материи, т. е. объективной
реальности, существующей независимо от человеческого сознания, ставят сознание,
т. е. мысль или ощущение.
Это извращение выгодно эксплуататорам. Посредством
идеализма они освящают эксплуатацию; пытаются доказать вечность и нерушимость
существующего порядка. Таким образом классовый интерес закрепляет отлет
познания, стремиться его увековечить, а идеализм утвердить, как всеобщее
мировоззрение.
«Познание человека не есть (respective не идет по) прямая
линия, а кривая линия, бесконечно приближающаяся к ряду кругов, к спирали, — говорит
Ленин. — Любой отрывок, обломок, кусочек этой кривой линии может быть превращен
(односторонне превращен) в самостоятельную, целую, прямую линию, которая (если
за деревьями не видеть леса) ведет тогда в болото, в поповщину (где ее закрепляет классовый интерес господствующих
классов). Прямолинейность и односторонность, деревянность и окостенелость,
субъективизм и субъективная слепота voila гносеологические корни идеализма».
«Философский идеализм есть одностороннее,
преувеличенное, (uberschwengliches (Dietzgen) развитие (раздувание, распухание)
одной из черточек, сторон, граней познания в абсолют, оторванный от матери, от природы, обожествленный. Идеализм есть
поповщина. Верно. Но идеализм философский есть («вернее» и «кроме того») дорога к поповщине через один из оттенков бесконечно сложного познания (диалектического) человека»[2].
Вот почему борьба против идеализма, последовательная,
непримиримая борьба против теории, господствовавшей на огромном отрезке
истории, требует от нас не простого отбрасывания всего теоретического содержания
старой идеалистической философии, а критического преодоления идеализма. Мы
должны, вскрывая классовые корни идеализма, вместе с тем не отмахиваться от
вопросов, поставленных идеалистической философией. Раскрывая внутреннюю логику
той или иной идеалистической системы и подвергая ее марксистской критике, мы
выясняем идеалистическую односторонность разрешения этих вопросов, ее
субъективную слепоту, идеалистическое раздувание отдельных черточек и сторон
явлений.
Идеализм ложен. Но идеализм не есть попросту чепуха,
вздор, не имеющий опоры в особенностях нашего процесса познания. Идеализм не
мог бы выполнить своего классового назначения, будь он абсолютно беспочвенным,
бессмысленным, не имеющим точек опоры в объективном процессе познания. «У
поповщины (= философского идеализма), конечно, есть гносеологические корни, она не беспочвенна, она есть пустоцвет бесспорно, но пустоцвет,
растущий на живом дереве, живого, плодотворного, истинного, могучего,
всесильного, объективного, абсолютного, человеческого познания»[3].
Нельзя поэтому попросту стереть, считать, как бы не бывшим все предыдущее
развитие философии, проходившее под знаком борьбы с идеализмом. Эксплуатирующие
классы в пору своего расцвета способствовали развитию познания, но это развитие
совершалось ими в извращенной, мистифицирующей, идеалистической форме. Разрушая
идеалистическую философию, современный материализм не подрывает живое дерево
познания, а удаляет с него пустоцвет, мертвые наросты: он является наследником
всего истинного и ценного, что было достигнуто в предшествующем движении науки.
Диалектический
материализм — высшая форма материалистической философии — есть философия пролетариата. Открыто
заявляя о своей классовости, о партийности, диалектический материализм вместе с
тем разоблачает классовую сущность противостоящих ему враждебных воззрений,
срывает с них покровы «бесклассовости», «чистоты» и «объективности».
Диалектический материализм является наиболее последовательной и непримиримой
формой материализма, так же как пролетариат является наиболее последовательным
и радикальным в своей революционности классом. Материализм передовых классов
общества, предшествовавших пролетариату, был ограничен уже в силу условной
ограниченной революционности этих классов. Прогрессивная буржуазия, ведя борьбу
с феодальной реакцией под материалистическим знаменем, должна была с опаской
оглядываться на своих «союзников» — пролетариев; ее революция была
установлением новой формы эксплуатации, нового вида классового гнета. Ее
революционность была изначально порочна: она несла в себе зародыш новой
последующей реакции. Революционность пролетариата коренным образом отлична: она
направлена против всякой эксплуатации и угнетения, она несет на смену
классовому господству уничтожение самих классов. Отсюда — до конца
последовательный диалектический материализм пролетариата, до конца нетерпимое,
враждебное отношение ко всем и всяким видам идеализма и религиозности,
антинаучности, идейной реакционности.
История развития
марксистско-ленинской философии есть история непримиримой борьбы с реакционным
философским идеализмом, в какие бы формы он ни облекался, в какие бы одежды
он ни рядился. «Маркс и Энгельс от начала и до конца были партийными в
философии, умели открывать отступления от материализма и поблажки идеализму и
фидеизму во всех и всяческих «новейших» направлениях»[4].
За лицемерными фразами и словесными Вывертами уличали они идеалистического
врага. Они находили его и тогда, когда он, притворяясь другом пролетариата, под
видом «углубления», «исправления» диалектического материализма подменял его
идеализмом. Но они не давали спуску и тем материалистам, которые
эволюционировали от высшей формы материализма к менее последовательному,
домарксистскому, вульгарному механическому материализму, давно превзойденному
развитием знания и бессильному в борьбе с новейшим идеализмом. «Либо
последовательный до конца материализм, либо ложь и путаница философского
идеализма, — вот та постановка вопроса, которая дана»[5]
в каждой странице Маркса, Энгельса.
Борьба партий в
философии есть один из фронтов борьбы классов. И в философии стоит класс
против класса. Переживаемая нами эпоха империализма и пролетарской революции,
эпоха глубочайшего всеобщего кризиса капитализма, предельного обострения его
противоречий, эпоха бурного социалистического строительства в СССР, подъема
революционного движения пролетариата во всем мире, есть эпоха наиболее
обостренной и ожесточенной борьбы классов, какую знает история.
Измена философской линии пролетариата, заигрывание с идеализмом
есть измена в классовой борьбе, сдача позиций врагу. Философы-идеалисты –
ученые приказчики богословия, философы-идеалисты — дипломированные лакеи
буржуазии.
Диалектические материалисты — идеологи рабочего класса,
который должен положить конец порабощению человека человеком, класса, строящего
социалистическое общество. В жестокой борьбе классов не может быть середины;
нет ее и в философии. Из всех партий поэтому «самая гнусная есть партия
середины». «Примиренческие шарлатаны» — агенты слабеющего, желающего оттянуть
борьбу и собраться с силами, врага.
Ученые лакеи империалистов не брезгуют ничем в своем
стремлении очернить марксизм. «Солидные» профессора в «солидных» философских
трудах не гнушаются и «аргументами», заимствованными из мусорной ямы
белоэмигрантов, сочетая борьбу против коммунизма с борьбой против материализма.
Так например небезызвестный глашатай интервенции, идеолог
«пан-Европы», граф Р. Куденгове-Калерги, в специально написанной им книжке
«Прочь от материализма» запугивает мелкого буржуа аморальностью,
безнравственностью материализма: «Так как (для материалистов) не существует
ничего, кроме материи, т. е. ни бога, ни идей, то всякая обязанность — для
них мошенничество, всякое нравственное требование — мошенничество, всякая
мораль — мошенничество...» Материалисты «относятся к окружающим ни
дружественно, ни враждебно, а безразлично. Другие люди для них лишь средство к
увеличению своего наслаждения жизнью. Они относятся к ним не иначе, чем к
хорошим сигарам, хорошим винам и яствам или как к назойливым мухам и ядовитым
змеям...» Так «ниспровергают» материализм наиболее передовые идеологи
империализма.
Реакционность
буржуазной философии достигает сейчас своего высшего предела. Гитлеровские
«идеологи» прямо провозглашают клич: «назад, к варварству!». Из глубины
исторического идеалистического арсенала извлекаются гнуснейшие мистические
системы. Разум отказывается служить буржуазной философии. Она обращается к
сверхразумной, «откровенной», интуитивной мистике. Гнусная партия середины, буржуазная
агентура в среде пролетариата — социал-демократия, окончательно перерождается в
«левую» партию буржуазии, окончательно смыкается со своими хозяевами,
становится надежной опорой фашизма — этой последней политической ставки
оголтелого империализма. Соответственно распоясываются и философы
социал-фашизма. Философский ревизионизм — прикрытое подведение под политику
рабочего класса идеалистического фундамента с целью выхолостить ее
революционность — на сегодняшний день уже превратился в откровенный идеализм у
официальных философов II Интернационала. Диалектический материализм открыто и
бесцеремонно объявляется ими устаревшим. Канта, Маха, Бергсона, Фрейда — кого
угодно берет себе в философские учителя социал-фашизм для того, чтобы
«разделаться» с Марксом и направить пролетарскую мысль в буржуазный фарватер.
Коммунистические партии, уверенно и непреклонно ведущие
пролетариат к победе, должны особенно бдительно беречь непоколебимость
принципов диалектического материализма — философии Коминтерна, должны быть беспощадными
к врагу и к попустительству к нему.
Но коренной и
исконный враг наш — идеализм существует не только за пределами Советского
союза, в странах, где еще господствует капитализм, где еще должна совершиться
пролетарская революция, — его остатки сохранились и в порах нашей Советской
страны. Мракобесный идеализм реакционных философов типа Лосева, реакционные
вылазки представителей различных общественных и естественных наук — Платонова,
Берга, Савича, и многих других — вредительские интервенционистские происки
Рамзиных, Кондратьевых и Громанов — все это различные лики все той же
реставраторской идеология.
Наша борьба с врагом не может быть победоносной, если она
не сочетается с борьбой против ревизионизма, пытающегося проникнуть в
марксистские партийные ряды, прикрывающегося «марксизмом». Вульгарный,
твердящий философские зады механицизм,
обезоруживающий диалектический материализм перед лицом идеализма, меньшевиствующий идеализм, подменивший
диалектический материализм гегельянской идеалистической диалектикой, — таковы
две основные разновидности современного ревизионизма в философии и теории
марксизма-ленинизма, обе — чуждые большевистской партии и философии,
поставляющие философские основы контрреволюционному троцкизму, правому и
«левому» оппортунизму, играющие на руку вредителям. Борьба со всеми этими
антимарксистскими учениями является непреложной обязанностью диалектических
материалистов, так как «без непримиримой борьбы с буржуазными теориями на базе
марксистско-ленинской теории невозможно добиться полной победы над классовыми
врагами»[6].
Комментариев нет:
Отправить комментарий